В добрый час
Шрифт:
Лазовенка нахмурился.
— А все-таки, сколько здесь надо вложить труда? Можно подсчитать, скажем, в человеко-днях?
— Попробуем. Но кажется мне—одному колхозу это будет не под силу.
— Вы нашей силы не знаете.
— Представляю.
— Ну, а двум-трем колхозам? — спросил Ладынин.
— Двум-трем? Тогда нет необходимости строить здесь. Есть на реке место, где сама природа как будто специально создала все условия для строительства электростанции.
Ладынин и Лазовенка одновременно вопросительно взглянули на Соковитова.
— Возле
— Идея! А, Василь? — крикнул Ладынин.
Но Лазовенка не разделял его восторга.
— Значит, наша станция будет в «Партизане», за четыре километра?
— Почему «ваша»? — удивился Ладынин. — Общая, межколхозная… «Воли», «Партизана», «Звезды». Можем даже украинцам предложить…
— Ну, это, Игнат Андреевич, красивая политика… А как осуществить… с такими соседями? Не верю я… Ведь говорили мы уже. Байков и тот против.
Ладынин удивленно оглядел его с головы до ног, будто впервые увидел.
— Не узнаю тебя… Откуда они у тебя, эти «местнические» нотки? Не ты ли мечтал о механизированном крупном колхозе?
Соковитов стоял, смотрел на них и молча улыбался.
— Учтите, что мощность такой станции сразу покроет произведенные затраты.
Василь прикурил от своего окурка, глубоко затянулся.
— Не ожидал, не ожидал от тебя, — недовольно продолжал Ладынин. — Сам ты говорил о помощи соседям, об общем росте. И вдруг… Какой в тебе ещё индивидуалист сидит!
Василь вдруг улыбнулся, широко, открыто.
— Никакого индивидуалиста нет, Игнат Андреевич. Пойдем посмотрим. Но знайте, в «Партизане» будут против — я уверен.
— Ничто не делается само собой, уважаемый Василь Минович. Все должно быть подготовлено.
Они направились к Лядцам и проходили там целый день. Поднялись километров на десять вверх по реке, на украинскую территорию, осмотрели берега, заливы, пойму, пробили в нескольких местах лед — измеряли глубину.
Ладынин удивлялся неутомимости Соковитова. Тот, чем дальше, становился все более живым и веселым: легко прорубал лунки, насвистывал веселые песенки, прыгал по мерзлым кочкам, рассказывал анекдоты. Ладынин, улучив момент, когда они немного отстали, показал Василю на инженера.
— Вот бы кого нам приворожить. Этот живо построил бы все, что нужно.
— Мне кажется, что он усложняет вопрос, — возразил Василь. — Я себе представлял, что все это значительно проще.
Доктор так утомился за этот день, что еле добрел до дому, хотя он был не из числа слабых и непривычных к ходьбе. Он не верил Соковитову, что тот не устал. Но инженер доказал это: вечером пришел из Лядцев в Добродеевку к Ладыниным — поиграть в шахматы.
Есть семьи, владеющие завидной способностью притягивать к себе людей. Из года в год собираются у них соседи, друзья; долгими зимними вечерами идут нескончаемые беседы на всевозможные житейские темы.
Квартира Ладынина всегда была таким своеобразным клубом, двери её были
Вечера начинались почти всегда одинаково, кончались по-разному.
Сначала Игнат Андреевич и Мятельский садились играть в шахматы. Директор школы, спокойный человек с фигурой богатыря и лицом девушки, нежным, краснощеким, играл молча. Ладынин, обдумывая ход, насвистывал мелодию какой-нибудь народной песни. В это время остальные слегка скучали. Василь обычно читал. Байков и Ирина Аркадьевна расскааывали друг другу о разных странных, удивительных людях, с которыми им в жизни приходилось встречаться.
Лида и жена Мятельского — Нина Алексеевна, маленькая, тихая женщина, запирались в спальне и под аккомпанемент гитары разучивали новые песни. Обычно от Нины Алексеевны слова не услышишь, все чувства она весьма красноречиво выражала своими удивительными улыбками. Но пела она чудесно. В последнее время к ним присоединился Максим Лесковец, который частенько стал наведываться сюда. Ладынины обычно приглашали гостей к чаю. И тогда начиналась самая веселая часть вечера: споры, забавные рассказы, шутки, иногда пели хором.
Соковитов в первый же вечер завоевал всеобщее внимание. В шахматы он обыграл обоих добродеевских «чемпионов»— Ладынина и Мятельского. Затем превосходно читал Маяковского.
Лида, зная, что от Василя и от отца нелегко будет что-либо выведать, начала расспрашивать его об электростанции. Сергей Павлович охотно рассказал, где лучше строить, какие потребуются силы, как будет планироваться и использоваться энергия каждым колхозом.
— Появится электричество — и вы не узнаете своих колхозов. Вы недостаточно представляете себе силу электричества. В городе вся работа, которую оно выполняет, за исключением освещения и трамвая, скрыта от взоров. Здесь же все будет на ваших глазах.
И вдруг его прервал вздох, и грустный возглас:
— Мечты, мечты, где ваша сладость!
Байков сидел возле печки, прислонившись к ней спиной, долго слушал и, наконец, не выдержал.
— Голос великого скептика Байкова! — без улыбки пошутил Ладынин.
— Не скептика, а реалиста. — Председатель сельсовета потер контуженную руку. — Вы, Игнат Андреевич, не знаете хозяйственного положения колхозов. Вы меряете по «Воле»… Так пускай «Воля» и строит… Сначала надо поставить колхозы на ноги.
Против него восстали Лида и Мятельский.
— А по-вашему, электростанция свалит их с ног?
— Электростанции не падают с неба. Её нужно построить, а для этого необходимы средства…
— Под вашим руководством её не построят никогда.
— Вам легко смотреть со стороны да рассуждать, — Байков оставил свое место у печки и нервно заходил по комнате, размахивая здоровой рукой.
Соковитов спокойно заметил:
— Если жить, глядя назад, вы, возможно, и правы, но если смотреть вперед… то не лучше ли ставить колхозы на ноги таким способом?