В долине Дагестана
Шрифт:
После обеда депутат на постоянной основе куда-то уехал, у завуправлением культуры тоже появились дела. Обещала через час вернуться. Меня оставили в редакции “посмотреть подшивки”.
Я вяло листал мягкие газетные листы, а редакторша комментировала:
— Восьмое марта отмечаем… А вот пожар тут случился, склады горели. Так и не выяснили, поджег кто или само… Вот концерт прошел…
Это занятие мне быстро надоело, но сказать прямо было неловко. Да и как? Женщина искренне рассказывает человеку из Москвы о событиях в районе,
Выручило появление посетителей. Правда, в первый момент я чуть было не выскочил от них в открытое окно. Представьте, вваливаются двое кавказцев. Особенно страшен был один, передний: сухой, бородатый, в камуфляжной кепке; в руке что-то обернутое тряпкой. Стопроцентный боевик.
“Ну вот, — стукнуло в голове, — дождался!” Сейчас развернет тряпку и бахнет из миниатюрного калаша двумя короткими. И все закончится…
— Здрасе. Надежд Николаевна здесь? — хрипловато спросил бородатый.
Редакторша заулыбалась гостеприимно:
— А, здравствуй, Вахид! Надежда Николаевна должна прийти скоро. А у себя ее нет?
— Нет! Заходил! — Бородач был каким-то очень активным, ершистым, дерганым; второй, невысокий, полненький, держался тихо.
— Ну подождите здесь, — сказала редакторша. — А что у тебя?
— Работы несу на выставку. Говорили же, сегодня надо. Всю ночь спешил.
Он положил на стол обернутое тряпкой, стал разворачивать.
— Да, познакомьтесь, — вспомнила редакторша. — Вахид, Муслим, — указала на бородача и его спутника, затем назвала меня, прибавила, что я “журналист из московской газеты”.
— Хорошо, — мельком отреагировал Вахид; все его внимание было обращено на то, что он принес.
Под тряпкой оказались дощечки с выжиганием. Какой-то горный пейзаж, домики на склоне, водопад, портрет молодого парня в форме десантника, вертолет с выпрыгивающими из него солдатами…
— Прекра-асно! — сопровождала редакторша появление каждой картинки. — Прекрасно, Вахид! — Брала дощечку, разглядывала и клала на стол. — Ты прямо настоящий художник!
Я тоже на всякий случай одобрительно помыкивал. Работы и в самом деле были неплохие, хотя и не настолько искусные, чтобы вешать их дома на стену…
Помявшись возле стола, вышел на улицу. Было почти жарко, зеленели деревья, ярко светило солнце. Такая погода в Москве устанавливалась обычно в середине мая, а здесь в конце апреля лето совсем…
— Ну-ка пошли отсюда! — раздался злобный крик. — Домой! Домой!
Голос показался знакомым; я выглянул из-за угла дома. Увидел — глава района гонит по проезжей части двух телят. После каждого его замаха телята отбегали на пару метров и останавливались, склоняли головы к траве на обочине.
— Пошли! Домой!
Глава заметил меня, на его лице мелькнуло смущение. И он стал объяснять:
— Все улицы загадили. Взрослых в стадо отдают, а молодняк так вот гуляет целыми днями… Платить пастуху не хотят, и плевать им…
—
Но на крыльце остановился. Присоединяться опять к разглядыванию картинок не хотелось… Может, попрощаться и пойти пешком в мотель? Кажется, недалеко, да и день, светло, не должны зарезать… Снять пиджак, засесть в кабинетике, хорошенько выпить, съесть кусок мяса (но только не шашлык этот ханский), лечь и выспаться… Еще ведь завтра здесь целый день… В общем-то, все уже ясно, материала для статьи предостаточно… Надо было на два дня приезжать.
Стал прохаживаться по траве. Достал мобильный, пощелкал кнопки зачем-то. На дисплее поочередно появлялись “Звонки”, “Контакты”, “Настройки”, “Галерея”… Вспомнил, что Полине сегодня не звонил. И не хотелось. Сунул телефон обратно в карман.
Шаги по доскам пола. Из дома вышли бородач и толстенький.
— Друг, ты из Москвы правда? — спросил активный; был он и страшный, и в то же время чем-то симпатичный. Так же, наверное, страшны и симпатичны волки, другие хищники. Не знаю…
— Да, из Москвы.
— Пива хочешь пить?
Улыбнувшись по возможности добродушней, я отрицательно помотал головой:
— Не могу сейчас, к сожалению. Работа.
Бородач, внимательно выслушав, достал из кармана сторублевку, обернулся к стоящему за ним толстячку:
— Муслим, на деньги, купи пива. Три! Семерка “Балтика” знаешь?
— Ну. — Тот побрел куда-то.
Закурив, бородач спросил:
— А какое дело приехал решать? Или так — про село пишешь?
— Да так… — Я сомневался, стоит ли ему рассказывать — могло оказаться небезопасным; но все же ответил: — Насчет церкви… Строительства то есть рядом.
— А-а, — закивал он, — это целая война у нас. Ругаются, суды проходят. Газимагомедова зря, ясно, уперлась, но и Чепелов тоже…
— Что он?
— Ну, жесткий слишком мужик. Нельзя так. Договориться можно всегда, а он прямо танком.
Появился толстенький с тремя бутылками пива. Бородач радостно выхватил одну, открыл зубами, протянул мне:
— Выпей, друг. Хорошее пиво.
Я взял:
— Спасибо… И как он, танком?
— Ну как… Вот смотри, мне зеленку на дом уже год не дает. А почему?..
— А что такое зеленка? — в свою очередь спросил я.
— Это на строительство разрешение, — неожиданно на хорошем русском объяснил толстячок.
Вахид шумно отхлебнул “Балтики”, затянулся сигаретой:
— И вот не дает строить. Потому что я нерусский. И место есть, и все. А разрешения не дает. А я в девяносто девятом на Хаттаба ходил, вахов ненавижу, хоть, — хохотнул, — хоть и зовут похоже. Ненавижу! — Тут же зло скривился. — А он меня в них записал.
— Извините, — чувствуя, что реальность разрушается, промямлил я, — каких вахов?