В дрейфе: Семьдесят шесть дней в плену у моря
Шрифт:
Я закусываю рыбьими потрохами. И оживаю, словно мне впрыснули свежую кровь. Рыбье брюхо, кажется, чем-то набито. Вспарываю его, и оттуда вываливаются пять полупереваренных летучих рыбок. Поколебавшись, пробую одну из них на вкус, и меня едва не выворачивает. Собираю эту гадость и швыряю обратно в море. Не успели они еще плюхнуться в воду, как меня осенило! Глупец! Надо было их сперва помыть и тогда попробовать еще разок! Ладно, в следующий раз так я и сделаю. Подумать только, сколько добра пропало понапрасну! Подтираю разлившийся по полу желудочный сок дорады и снова принимаюсь за ее разделку. Обливаясь потом от зноя, я, сидя на корточках, тружусь, разрезая на куски тело дорады. Дважды даю себе передышку, чтобы вытянуть ноги и расправить затекшие колени и спину. Разделка рыбы — тяжелая работа, но я тороплюсь, чтобы скорей насладиться отдыхом. В работе я всегда следую этому правилу — постоянно подгоняю сам себя, пока не закончу, и затем
Я протыкаю в рыбных ломтиках дырки, чтобы нанизать их на веревочку. Вдруг — БАЦ! — и я оказываюсь зажатым между камерами, затем «Уточка», спружинив, восстанавливает свою обычную форму и спокойно плывет себе дальше. Мне достаточно секунды, чтобы оправиться от шока. Средняя высота волн составляет всего около трех футов, но впереди, удаляясь от меня, лениво плывет огромное чудовище. Пожав плечами, я возвращаюсь к прерванной работе. Такого рода неожиданности стали для меня привычными.
Солнечный опреснитель сплющился и лежит на носу как блин. Должно быть, ему изрядно досталось на этот раз. Я дую изо всех сил, но воздух в нем не задерживается. В донце опреснителя, сделанном из специальной ткани, которая пропускает избыточную морскую воду, а в мокром состоянии становится воздухонепроницаемой, сейчас красуется дыра. От бесконечного чередования циклов намокания и высыхания и постоянного трения о камеру плота ткань обветшала. Меньше тридцати суток эксплуатации — а этот агрегат уже начал выкидывать фортели. До сих пор мне так и не удалось привести запасной опреснитель в рабочее состояние. Чем дальше на запад, тем чаще я попадаю в полосу дождя, но в лучшем случае мне удается собрать шесть — восемь унций воды в неделю. Опять я оказался за критической чертой лицом к лицу с грозной опасностью. Впрочем, грозных опасностей мне в последнее время встречалось так много, что, можно сказать, они стали моими постоянными спутниками.
Делать нечего — я непременно должен наладить работу второго опреснителя, с помощью которого мне надо будет продержаться, возможно, и более тридцати дней. Наполненный воздухом, он напоминает мне раздувшегося клеща. Но где-то под пояском, сквозь который проходит круговая стропка, утекающий через крошечное отверстие воздух свистит на одной ноте до тех пор, пока весь баллон не испускает дух. Это отверстие, оказывается, расположено в самом углу, на выступающем шве, и заделать его с помощью липкой ленты никак невозможно. Вообще добиться водонепроницаемости не так-то просто даже в условиях оснащенной необходимым оборудованием судостроительной мастерской, но сделать что-либо воздухонепроницаемым — куда сложнее.
Несколько часов я ломаю голову, измышляя способ ликвидировать утечку воздуха из опреснителя. Может быть, попытаться поджечь кусочек пластика из старого опреснителя или из его упаковки и затем накапать немного расплава на отверстие? Но, как выясняется, спички промокли, а в зажигалке нет ни грамма горючего. Тогда я как можно плотнее заталкиваю в отверстие обрезок ленты и каждые полчаса поддуваю опадающий баллон, хотя тот начинает обмякать сразу же после очередной накачки. Тем не менее в водосборном мешке появляется вода — увы! — соленая. От дутья у меня уже сводит челюсти и пересыхает во рту. Надо найти какое-нибудь радикальное решение. Ах, если бы только у меня был силиконовый клей или что-нибудь в этом роде!
16 марта,
день сороковой
ВОТ Я И ДОЖИЛ ДО СОРОКОВОГО ДНЯ МОЕГО ПЛАВАНИЯ, но запас пресной воды у меня неуклонно уменьшается, а в мясной лавке осталось всего несколько кусочков сушеной рыбы. Меня тревожит еще и то, что сегодня истекает гарантийный срок «Резиновой уточки», составляющий сорок суток. Как быть, если она сдаст именно сегодня, смогу ли я получить свои деньги обратно?
Однако, невзирая на все проблемы, у меня есть веские основания торжественно отметить эту дату. Я продержался дольше, чем надеялся. Я одолел более половины пути к Карибскому морю. Каждый день, каждая новая невзгода, каждая минута страдания все же приближают меня к спасению. Вероятность его, равно как и вероятность какой-нибудь роковой аварии, непрерывно возрастает. Мне представляются два игрока в покер, с каменными лицами поочередно бросающие фишки на кон. Имя одного из них — Спасение, другого же зовут Смерть. Ставки растут. Кучи фишек, громоздящиеся друг против друга, в высоту уже достигают человеческого роста, а в ширину сравнялись с моим плотом. Один из игроков скоро сможет праздновать победу.
Начинается утренний набег дорад. Они сильно толкают плот в днище, иногда закладывают вокруг него виражи, громко шлепая по бортам хвостами. Беру наизготовку свою острогу. Порою мне очень трудно бывает сфокусировать взгляд. Во время последнего шторма один глаз у меня сильно пострадал от удара полипропиленового линя, который я приспособил для крепления опреснителя. Глаз распух и стал
Ежедневно я определяю для себя первоочередные задачи, исходя из непрерывного анализа состояния плота, своего организма, наличия пищи и воды. Каждый день по крайней мере один фактор не дотягивает до того уровня, который я могу считать приемлемым. Сегодня самое неотложное дело — это так или иначе обеспечить себя питьевой водой.
Я беру черный полотняный вкладыш от первого опреснителя, который я изрезал в самом начале плавания, и прикладываю лоскут к дыре, протершейся и донце второго, так, чтобы баллон своей тяжестью удерживал тряпицу на месте. Теперь у меня работают два опреснителя, на носу и на корме, в единственно доступных для частого обслуживания местах. Целый день я работаю, как живой насос, поддувая то один, то другой агрегат. Между делом я на всякий случай выливаю из водосборников накопившийся дистиллят, чтобы туда не натекло соленой морской воды. К наступлению ночи у меня накапливаются уже две пинты пресной воды. Каждая удача достается мне все более дорогой ценой. От изнурительной работы организм мой теряет много влаги. Не знаю, есть ли польза от этих трудов, которые выжимают влагу из каждой клетки тела. Я уже не витаю в облаках, тут уж не до жиру — быть бы живу, однако перед моим мысленным взором упорно стоят горы фруктов.
На следующий день перестаю ломать себе голову над тем, стоит ли поддерживать работу двух опреснителей. Сомнения разрешились сами собой, потому что у второго окончательно расползлось донце. Весь день я слежу за тем, чтобы работал оставшийся опреснитель, и стараюсь как-нибудь залатать испорченный. Сделав шилом ряд отверстий вокруг дыры, я продеваю в них парусную нить и пришиваю новое донце. Затем я пытаюсь заклеить шов изоляционной лентой, но толку из моей затеи не получается. Опреснитель не действует, несмотря на все мои старания.
К счастью, я постепенно начинаю разбираться в особенностях нового Опреснителя. Черный полотняный вкладыш смачивается морской водой, просачивающейся через клапан в верхней части агрегата. Его производительность зависит от того, как быстро намокает вкладыш. При переувлажнении он не успевает нагреваться, и избыток тепловатой соленой воды проникает сквозь его донце. При недостаточной увлажненности испарение уменьшается. Поэтому задача заключается в том, чтобы максимально увеличить скорость испарения, оседания паров на внутренней стенке прозрачного баллона при их конденсации и, наконец, стекания в водосборник. Как мне кажется, скорость проникновения морской воды в опреснитель зависит от давления в баллоне. И наибольшая эффективность работы агрегата достигается при таком давлении, когда он немного провисает, но вкладыш все-таки не касается пластиковой стенки, в этом случае дистиллят не смешивается с соленой водой. Нужно неусыпное внимание, чтобы сохранить давление на необходимом уровне.
Для того чтобы обезопасить донце работающего опреснителя, я прикрепляю к нему мягкую прокладку из куска парусины и ткани от вкладыша из разрезанного опреснителя. Парусину подвязываю снизу стройкой с четырех сторон в надежде, что она ослабит трение и будет способствовать увлажнению донца — так оно скорее останется целым.
Эффективность пластмассового ящика, приспособленного для дождевой воды, повышается вдвое после того, как я пристраиваю его на самой вершине тента, стропку, крепящую его к «уточкиной» корме, сбросить можно очень быстро. Она пристегивается к круговой обвязке ящика. Аналогичная же стропка с застежкой проведена и носовой части плота, на рисунке она не видна, а пока дождя нет, ящик можно использовать для других нужд.