В другом мире: заметки 2014–2017 годов
Шрифт:
Хорошее искусство, плохой рынок
Сейчас отовсюду слышатся жалобы на плохой рынок, который ломает и разрушает искусство. Об этом говорили и Маркус Метц с Георгом Зесленом в своем несколько упрощающем ситуацию памфлете [1] , и художник Эрик Фишл, заполнивший своими сетованиями целую книгу [2] . Вместо того чтобы осознать, что хорошего искусства, полностью свободного ото всех рыночных отношений, никогда не существовало, они культивируют идеал некоего чистого искусства. С моей точки зрения, было бы гораздо интереснее изучить историческую связь между (якобы) автономным искусством и его превращением в часть рынка в XVIII веке. В ходе исследования мы бы, возможно, увидели, что рынок очень даже поспособствовал независимости искусства – то есть уходу от предписаний гильдий и религиозных догм. Потому что намного легче продать автономный, свободно циркулирующий и освобожденный ото всех предписаний продукт. Не менее удивительно, что ненавистни*цы рынка часто самоуверенно исходят из того, что они-то находятся на стороне добра, защищая хорошее искусство от плохого рынка. Они мыслят себя отдельно от рынка, и им комфортно в своей недиалектической позиции.
1
Речь идет о статье 2014 года под названием Geld frisst Kunst – Kunst frisst Geld («Деньги пожирают искусство, искусство пожирает деньги», нем.). – Здесь и далее примечания переводчицы.
2
Похоже, имеется в виду автобиография художника Bad Boy: My Life On and Off the Canvas («Плохой мальчик: моя жизнь на холсте и за его пределами», англ.), вышедшая в 2013 году.
Конец работе, конец отношениям
Как верно подметил Клаус Тевеляйт [3] , творческие циклы тесно связаны с циклами любовных отношений. Он пришел к выводу, что некоторым поэтам-мужчинам, например Готфриду Бенну и Бертольту Брехту, если я правильно запомнила, всегда требовалось наличие возлюбленной, чтобы закончить материал. В идеале эта возлюбленная должна была когда-нибудь умереть – этакая женская жертва ради искусства. Мне кажется, в отношениях современных творческих людей тоже прослеживается подобная инструментализация, хотя женщины и не обязаны умирать, чтобы у мужчин случился прилив вдохновения. Тем не менее внутри многих творческих пар (как гетеро-, так и гомосексуальных) прослеживается взаимовыгода в плане работы. Однако если этот аспект единственный, на котором держатся отношения, то с окончанием определенной фазы творчества их также ожидает финал. Если, будучи в таких отношениях, человек написал книгу или защитил диссертацию, то вскоре он может решить расстаться и с партнер*кой. Может, для борьбы с инструментализацией стоит изобрести новую модель любви, при которой работа будет оставаться фактически за бортом? Возможно, вместо того чтобы строить отношения вокруг работы и наполнять их ею, стоит лишь интересоваться работой другого и быть поддержкой для него в трудные минуты, однако не пытаться полноценно вовлекаться в его деятельность. Конечно, даже такие отношения могут стабилизировать рабочую сферу, ведь еще Зигмунд Фрейд считал, что любовь и работа есть некая основа гармоничной человеческой жизни. Однако если отношения вращаются лишь вокруг работы и карьеры, лишь вокруг профессионального успеха друг друга, то одноплановость таких отношений делает их уязвимыми во времена кризисов. И спустя годы подобных отношений я наконец пытаюсь перестать использовать партнера как функцию. Забавно, что – осознанно или неосознанно – я выбрала для себя человека, который не может много «дать» мне в плане профессии.
3
Клаус Тевеляйт (род. 1942) – немецкий социолог и писатель.
Конец ознакомительного фрагмента.