В другом районе мира
Шрифт:
По времени, когда можно было быть ребенком, не пытаясь им не быть.
По творчеству.
По запаху дома.
По лицею, каким я его помню.
По МГУ и нашим ужасно важным и никому не нужным предметам.
По вытаскиванию себя по утрам из постели раньше родителей, чтобы попасть в ванную и ни на кого не наткнуться.
По тому, как я влюблялась.
По Парижу, когда все еще было не зря.
По здоровью.
По всему тому, что нелегко далось, и еще больше – по тому, что не далось вообще.
По возможности позволять себе быть беспечной.
По чувству, когда и хочешь иметь детей,
По ощущению чуда.
По мгновению до.
Восторги населения не поддаются описанию – особенно местных из Индии и Пакистана. Хором (и задорно подмигивая) сообщают, что уж мне-то к снегу не привыкать. А глаза бы мои на него не глядели. Боюсь только, что накроется все функционирование королевства медным тазом, если осадки не прекратятся в ближайшее время.
Вяжу на День Святого Валентина большую круглую красную салфетку с сердцами. Чтобы я знала, как я меня люблю. Упиваюсь жалостью к себе, проще говоря.
Но салфетка получается прелестная. Довяжу и украшу прикроватный столик.
Иногда жалею, что во мне – ни капли еврейской крови.
Почему-то тянет в Тель-Авив восстанавливать корни, которых у меня нет.
А что, было бы замечательно. Из меня бы получилась чудесная еврейка. Готовлю прекрасно, уболтать могу любого, и очень хочу большую, теплую, любопытную семью.
Почему-то люблю читать сообщество для беременных.
Это как в детстве, ходишь с родителями по хозяйственному магазину и смотришь – вот такая чашечка у меня будет дома, вот такая стиральная машинка, вот такая кроватка. Это уже про свой дом.
А еще в Сочи, мне лет двенадцать – еду в желтой газели-маршрутке, тепло, лето, шлепки на ногах, пятки пыльные. И садится какая-нибудь юная мама с детенышем. Детеныш в платьице (или в шортиках, если мальчик), а у мамы такой маленький потрепанный летний кошелечек на молнии. С бабочками. Она детеныша держит на коленках, а сама вынимает и передает монетки за проезд. И до того это уютно, не передать.
И вот я начинаю думать, что когда вырасту, обязательно такая буду. Прямо восемнадцать исполнится, и тут же квартиру сниму и ребенка заведу. А потом думаю, квартира-квартирой, а для ребенка еще один участник нужен. Ну тогда в крайнем случае удочерю.
Впрочем, это было не от желания играть в куклы. С куклами у меня как-то по жизни не складывается.
Хотелось стать участником всех этих моментов. Когда выбираешь обстановку для дома, когда едешь с дочкой на пляж и платишь за проезд, когда в поезде на нижней полке можешь прислониться к чьему-то плечу – и закрыть глаза. Когда пишешь в сообществе про свои микро-ощущения и макро-страхи. И вас таких много.
Это, в общем, даже не фаза жизни, которой я завидую, а, скорее, какие-то эпизоды женского бытия, мне не особо доступные.
Прошу прощения, если слишком личное. Но про общественно-животрепещущее сейчас кто только не пишет. И все одно и то же.
Столько всего в жизни происходит, что даже начинать говорить об этом не хочется.
В нашем королевстве забыли включить лето. То есть по моему мнению, как был январь, так январь и остался. Хотя в январе – при примерно тех же температурах – мне все время было ужасно холодно. Сейчас ничего. Окошко даже открываю.
Нет, сегодня-то неожиданно +20. Но через пару дней опять +14.
Впрочем, бывалые местные жители утверждают, что такого отвратительного лета не припомнят за всю свою жизнь, полную промозглых английских деньков. А это значит, что мы уверенно движемся к остыванию Гольфстрима, глобальному изменению климата, параду планет и пресловутому двадцать первому декабря, в которое я как-то не верю.
Кроме погоды в моей жизни много-много работы и много-много учебных проектов.
Любовь тоже есть, она меня окружает в лице самых неожиданных людей.
После почти года обучения в Англии потребности несколько изменились. Во-первых, вместо мира во всем мире я хочу свою кухню и свой холодильник. Мои соседи настолько прожорливы и неаккуратны, что в холодильнике мне хватает места на упаковочку сыра, а на кухне я предпочитаю находиться не больше пяти минут за один заход.
Потом надо выходить, дышать свежим воздухом, смотреть на красивые вещи, проникаться снова верой в человечество – и, возможно, предпринимать новый поход. Хотя из упаковочки сыра кроме, собственно, сыра ничего не состряпаешь.
Можно тертый сыр или плавленый. Или рубленый. Так и живем, с небольшими лирическими отступлениями.
Во-вторых, я хочу свою ванную. Санузел, не побоюсь этого слова. То есть моя соседка по ванной – опрятная такая китаяночка, но ее длинные черные волосы мне немного осточертели. Они забивают раковину и вообще.
А еще туда забегают разные насекомые. В смысле, не только пауки и тараканы. Поэтому иногда утро начинается с жертв.
В-третьих, мне нужно пространство, а не этот милый шкаф, в котором я живу. Я как-то перешагнула страсть к студенческому экстриму. То есть я человек творческий и гибкий, но скоро начну стареть и поэтому некоторые компромиссы встречаю без прежнего рвения.
Впрочем, шкаф неплохо отапливается, что в Англии – на вес золота.
В-четвертых, учеба мешает работать. Но это даже пояснений особых не требует.
В-пятых, положение эмигрантской невесомости, когда вернуться никак нельзя, а остаться пока не имеешь подтвержденного права, конечно, забавляет до определенного момента и воспитывает дух, выносливость и повадки сомалийского пирата, но постоянно жить в осознании того, что тебе нигде нет места, как-то неуютно.
<