В двух шагах от рая
Шрифт:
Наконец она дождалась своего часа — папа улыбается и внимательно смотрит на нее огромными карими глазами. Ей так нравится, когда он так по-доброму смотрит и слушает.
— Ну а тебе понравилось, что он поцеловал тебя? — стараясь выглядеть серьезным, понимающим, поинтересовался папа.
— Да, — для шестилетней девочки сегодняшний случай оказался настоящим потрясением. — Только зачем понадобилось делать это, как будто он что-то хотел украсть?
— Он должен был подойти и спросить разрешения?
— Наверное, —
— Нет.
— Ты тоже воровато, из-за спины? — сдвинув бровки к переносице, возмущенно спросила она.
— Нет, Тата. У нас все было по обоюдному согласию, только никто ничего не спрашивал — и так было понятно, что мы этого хотим.
— Как странно. Это и есть любовь?
— Да.
— Интересно… И поцеловав маму, ты стал ее женихом?
— Очень скоро мы стали мужем и женой.
— Значит, стали жить в одной квартире? — не унималась Наташа.
— Точно, и стали жить в одной квартире.
— Значит, мне тоже нужно переехать к Женьке? — в глазах девочки заблестели слезы. — А мне совсем не нравится его мама. Я хочу жить с вами с одной квартире.
— Ну и живи, пожалуйста, — обнимая дочку, сказал Щеголев. — А Женя пусть приходит к нам в гости.
— А сегодня можно?
— Можно, Тата.
— Пойду скажу маме, чтобы поставила вечером четыре тарелки на стол, — Наташа сорвалась с места и побежала на кухню к маме. Она не могла видеть, как долго смотрит и улыбается ей вслед отец.
Прошло не так много времени, и ему же Наташа призналась, что Женька ухаживает за другой девочкой: носит ее портфель, подкарауливает, чтобы вместе пройтись, поболтать. Это было первое предательство, которое Наташа переживала тяжело. И снова отец ласково обнимал дочку, целуя ее в пахнущую свежестью макушку. Он тихонько шептал ей на ушко: «Успокойся, девочка, успокойся, Таточка…»
Это было так приятно услышать и через много-много лет. Детские прозвища, имена, произносимые на особый манер, чтобы подчеркнуть близость, любовь — все это остается в памяти навсегда и согревает теплой волной воспоминаний. Откликнуться на них всегда означает возвращение в атмосферу доброты и доверия.
— Не пытайся обмануть меня, Тата, — Щеголев погрозил дочери пальцем. — Твой отец всегда видит, когда у тебя на душе скверно.
— Честно говоря, не знаю, что и сказать… Ничего не произошло. Ничего такого, из-за чего стоит глубоко задумываться, а может быть — наоборот.
— Говори — разберемся.
— Тебе разбираться придется, пап.
— Я готов, — насторожился Щеголев. Он пил кофе и пристально смотрел на дочь.
— Только давай договоримся, что я тебе ничего не говорила.
— Мне это уже не нравится.
— Могу промолчать, — Наташа вопросительно посмотрел на отца и увидела, как он махнул рукой. Мол, давай, выкладывай. Отведя взгляд в сторону, она выпалила: — Мама вчера ходила на свидание.
На какое-то время на кухне воцарилась тишина. Наташа стояла с малышом на руках, а Щеголев застыл с чашкой, поднятой ко рту. Потом с его лица сошла напряженность, и Лев улыбнулся. Он снова отхлебнул кофе.
— Я понял — это первоапрельская шутка.
— Нет, никаких розыгрышей. Я серьезно.
— Какое еще свидание? — Щеголев поставил чашку на стол, заерзал на ставшей неудобной табуретке. — Что за ерунду ты говоришь?
— Она стала другой, понимаешь? За то время, что тебя не было рядом, все изменилось. Когда раньше она позволяла себе походы в театр, музеи, на выставки? Как часто она ходила к парикмахеру, косметологу? Ты улавливаешь, к чему я все это говорю?
— Нет.
— Она стала успевать уделять время себе, себе, понимаешь? В ее жизни появились интересы, касающиеся только ее.
— Я, что ли, не давал ей ходить в театр?
— Почему не давал? Просто ты всегда был занят собой, работой, а мы парили где-то рядом в свободном от твоего внимания полете. Причем маме нужно было успевать уделять внимание нам, а потом уже себе, — Наташа заметила, что у малыша сонно слипаются глазки. — Извини, я уложу Андрюшу, а потом продолжим, если захочешь…
— Продолжай, — тихо попросил Щеголев, когда Наташа вернулась на кухню и прикрыла за собой дверь.
— Ты говорила, что я не уделял вам внимания.
— Его было недостаточно, — уточнила Наташа, поправляя полы халата. Она вообще заметно нервничала, постоянно занимая руки. Халат, волосы, посуда на столе, которая просто переставлялась с места на место. — При этом мама никогда не жаловалась. Она всегда считала, что твои успехи — вот самое важное, потом — еще и мои, а о своих и не думала. Она патологически нуждалась в том, чтобы заботиться с самоотречением, жертвоприношением. В этом был смысл ее жизни. Потом уходишь ты, со временем я объявляю об отъезде. Что же ей прикажешь делать? Она начинает выживать.
— Значит, это свидание — способ выжить, который она выбрала, — Щеголев сложил руки на груди, задумчиво посмотрел в окно.
Ему стало совсем невесело. Даже общение с Анд-рюшей отошло на второй план. Сейчас его больше заботило то, что Юлия неискренна с ним. Она встречается с другим мужчиной, а ему оставляет надежду. Как это не похоже на нее. А может быть, она решила таким способом убедиться в том, что кроме него ей никто не нужен? Щеголев не знал, что думать. Он отвернулся к окну, чтобы Наташа не увидела, каким стало его лицо. Наверняка она прочтет на нем, что он недоволен ее поступком, он предпочел бы ничего не знать. Меньше знаешь — больше надежды. Наташа и сама понимала, что поступила не так, как было нужно. Тот случай, когда никто за язык не тянул.