В Эрмитаж!
Шрифт:
ОН: Постараюсь, Ваше Императорское Величество.
ОНА: А теперь вам пора. Завтра пришлете мне ваш меморандум. Я прочту и выскажу вам свое мнение.
ОН: О большем я не смею просить, Ваше Величество и Императорское Всемогущество.
ОН поднимается и идет к двери. ОНА окликает его.
ОНА: Кстати, насчет Невы вы заблуждаетесь, мсье Философ. Теория теорией, но я прожила здесь больше двадцати лет. Когда солнце становится красным, как сейчас, значит, Нева вскоре замерзнет.
15 (наши дни)
Жак-Поль Версо,
профессор современной философии, Корнелльский университет
Доброе
Что значит «дети энциклопедии»? Слушайте. Мои родители были иммигрантами в третьем поколении, в Америку их предки приехали из Литвы, это тоже балтийская страна, она где-то там, за морем. Они были наблюдательны, были честолюбивы и в синагоге молились лишь об одной милости: даровать нашей семье собственного Моцарта. Мне купили детскую виолончель. Меня учили играть в шахматы. Под подушку мне подкладывали научные журналы. Как раз в ту пору в наш квартал повадились книгоноши. Они бродили из квартиры в квартиру в поисках родителей вроде моих с чадами вроде меня. Они продавали энциклопедии, а мы были подходящими покупателями. Например, «Книга знаний». Изумительное издание! Научит конструировать подводные лодки и печь шоколадные пирожные с орехами. Но ничто не могло сравниться с энциклопедией «Британика». Тридцать два тома в клеенчатых переплетах плюс специальная полка — больше тысячи долларов. Книгоноши уверяли, что «Британика» того стоит. Это вам не какой-то справочник — под клеенчатыми переплетами сокрыто ВСЕ ТО, ЧТО НУЖНО ЗНАТЬ.
Энциклопедия и я — мы были созданы друг для друга. Удивительно, что у меня ее не было. Каждую неделю я слышал, как папа скандалит с очередным постучавшимся в дверь книгоношей. «За тупицу меня держите, — горячился родитель. — „Британика“! Или вы думаете, ребята, я не знаю, где эту „Британику“ делают? В чикагских свинарниках ее делают, поправьте меня, если я ошибаюсь». Он не ошибался. К тому времени «Британика» распространилась по всей Америке. Издавал ее Чикагский университет. Мне-то было без разницы. Мне — но не папе. «Обожди, Джеки, — заявил он, — Наберись терпения. Когда-нибудь я куплю тебе стопроцентную „Британику“ из Британии, а не эту низкопробную подделку с Мичиган-драйв». И однажды он действительно принес домой стопроцентную «Британику». Уж не знаю, сколько он за нее выложил. Небось облазил всех букинистов на Манхэттене. В общем, они лежали передо мной, все двадцать восемь томов, и деревянная полочка к ним. Не тринадцатое, американское, издание, а почтенное одиннадцатое, в Британской империи отпечатанное. «Учись теперь, — сказал папа. — Тут все, чему стоит учиться».
Папа оказался прав: это издание сделало меня настоящим всезнайкой. О'кей, конечно, я был не единственным всезнайкой в квартале. Другие очкарики тоже выучили все, что стоило выучить, но я пошел дальше. Я выучил то, что учили очкарики раньше, до Первой мировой войны, когда о правах женщины не задумывались, Британская империя занимала добрую четверть глобуса, телевидение еще не изобрели, никто помыслить не мог, что Е равно МС квадрат, люди обходились без фрейдовской теории подсознания и еще не разучились удивляться. Например, могу заметить предыдущему оратору: не представляет загадки, где именно похоронено сердце Шелли — в Борнмуте. Но известно ли ему, что захоронение человеческого сердца — величайший грех, и в тринадцатом столетии Папа Бонифаций VIII постановил, что повинный в нем подлежит анафеме? А может, вам интересно, кто первым в Англии начал регулярно пользоваться дождевым зонтиком? Так я вам расскажу. Мистер Джон Хэнвей — во время своего великого путешествия он открыл, что зонтик защищает не только от солнца, но и от дождя. Понимаю, Бу, вам кажется, что все это немножко не по теме, но позвольте — Джон Хэнвей без пяти минут современник Дидро. Значит, Дени тоже мог ходить с зонтиком!
Но это еще не все. Из «Британики» я узнал все о других энциклопедиях. Вы знаете, что энциклопедии начали распространяться по Европе в семнадцатом столетии как следствие бурного развития науки. Первая английская энциклопедия с алфавитным порядком расположения статей была издана Эфраимом Чемберсом в Эдинбурге в 1728 году. Потом эстафету подхватили французы. Не мудрствуя лукаво они решили перевести издание Чемберса. Увы, сразу начались трудности. Первый же редактор-француз провалился в яму и сломал ногу, и потому проект передали двум юным и притом честолюбивым литературным поденщикам, а по совместительству философам — Д'Аламберу и Дидро. Они немедленно столкнулись с одной проблемой — энциклопедию только начни составлять, остановиться уже невозможно. Дело в том, что у человечества есть дурная привычка приобретать все новые знания. Развиваются наука и механика, появляются новые философские системы и новые точки зрения на политические события, совершаются новые открытия. Поэтому в 1750 году наши друзья заявили, что затевают совершенно новый и tr`es grand projet. [23] Они систематизировали достижения современной мысли, выделив на великом Древе познания три основные ветви: Память, Науку и Воображение, иначе говоря, историю, философию и поэзию. Они включили в свое собрание изобретательство, науку, технику, медицину, ремесла. К тому же планировалось постоянно выпускать тома дополнений. Все вместе это составляло ТО, ЧТО НЕОБХОДИМО ЗНАТЬ — вчера, сегодня, завтра.
23
Очень крупный проект (фр.).
Разумеется, грандиозный grand projetстановился все грандиозней. Дидро и Д'Аламбер привлекали к нему виднейших философов, то есть писателей и мыслителей — Вольтера, Руссо, Гольбаха. Они рыскали по парижским мануфактурам, чтобы изучать различные ремесла, ездили по только начавшим появляться фабрикам, чтобы своими глазами увидеть, как варят сталь и как вырабатывается электроэнергия. Искуснейшие ремесленники выдавали им секреты своего мастерства. Словник увеличивался, а затея наших друзей казалась все более безумной. Они писали статьи об Адюльтере и Анатомии, о Белках и Благообразии, о Грехе и Грызунах, о Зле и Зоологии, о Кузницах и Кухнях, о Магии и Монашестве, о Сластолюбии и Суеверии. Власти — светские и церковные — заволновались, подключили цензоров, и вскоре уже вышедшие в свет тома были запрещены. В результате заглавные слова статей стали превращаться в странные иносказания: Разум предъявлял свои права и окольными путями обходил расставляемые начальством препоны. Вся Европа следила за поединком цензуры и тайком просачивающейся информации. Энциклопедия была самой спорной, самой важной, самой нужной книгой эпохи Разума. Вы уже говорили об этом, Бу.
Беда в том, что проект разрастался и разрастался. Статьи исправлялись, еще не будучи написанными, планировались допечатки тиража, права продавались новым издателям, которые выпускали в свет совершенно разные версии. Наука развивалась с такой пугающей быстротой, что угнаться за ней было нелегко. Дальше хуже: философы младших поколений оспаривали статьи предшественников, энциклопедия росла в толщину и неуклонно дорожала, подписчики не знали, на какие суммы рассчитывать, в типографиях беспокоились, плагиаторы не дремали, появились пиратские издания. И так далее и тому подобное. Ну а потом — потом во Франции разразилась революция с ее неразберихой и террором. И проект был приостановлен.
За всем этим из разумного и благополучного Эдинбурга с удовольствием наблюдал некий мистер Уильям Смелли. В 1768 году он решил, что Империя должна нанести ответный удар. И принялся за шотландский вариант энциклопедии, тот самый, что сделал меня таким, каков я есть. Назвал он свою энциклопедию «Британикой». В отличие от французов, которые все усложняли рубрикацию, тщась приспособить свое древо познания ко всем явлениям и предметам, Смелли твердо придерживался старого доброго алфавита. Он знал, как передать свое творение Потомкам. Он дал обет выпускать издание за изданием, дополнение за дополнением, вносить поправки и добавки, но ни при какой погоде не отступать от первоначального замысла и не ломать алфавитный порядок. И по сию пору на Мичиган-авеню ухитряются держаться этих правил.
Энциклопедия за энциклопедией — и так вплоть до наших постмодернистских времен. Но как же наш друг Дидро? Он предвидел, на что идет, он прекрасно понимал, с какой проблемой столкнется. Я и сам понимаю, что ТО, ЧТО НУЖНО ЗНАТЬ, сегодня не равняется ТОМУ, ЧТО НУЖНО БУДЕТ ЗНАТЬ завтра. Если у часов не кончится завод, если колесики в человеческом мозге будут крутиться по-прежнему, если людям не надоест думать и изобретать, не надоест мотаться вокруг Земли и открывать новые страны и народности, если наука будет развиваться хотя бы с той же скоростью, что в восемнадцатом столетии, в один прекрасный день, чтобы вместить все сведения о вселенной, понадобится книга, превосходящая ее размерами. Более того, новые знания не отменяют старые. И ни один высоколобый ученый, ни один в совершенстве продуманный план, ни одна совершенная классификация не смогут свести воедино все богатства мысли. Мыслящая индивидуальность, отдельный ум, привычный и любезный нам рассудок захлебнутся в этом потоке, и начнется (как вы уже говорили, Бу) эра тьмы: знания доступны, а познать их невозможно.