В глубь фантастического. Отраженные камни
Шрифт:
Таково действие выветривания. Оно множит полости и проемы в твердой плоти минерала. Но есть камни, изрезанность которых никак не связана с этим явлением. На вид совсем другие, они явно принадлежат иной породе, никогда не испытавшей ударов стихии. В самом деле, этот блок кварца, пролежавший все время глубоко в земле, не был сформирован выветриванием. В нем нет ни каверн, ни трещин, ни миндалин, которые образуются вследствие испарения или замерзания. Его пронизывают прямолинейные желобки без всяких помарок или неровностей. Можно подумать, их начертил с помощью линейки и рейсфедера инженер, не смущенный препятствиями, ибо, работая на эпюре, он не обращает внимания на сопротивление породы. И порода повинуется его прихоти. В суровом веществе высечен лабиринт пересекающихся коридоров. Крытые каналы — не что иное, как точно вымеренные отсеки, где могли бы поместиться длинные узкие ящички, которых здесь нет и никогда не будет. Вот коридор внезапно
Правильность, четкость плоскостей и углов достаточно ясно показывает, что они не могут быть результатом выветривания. Некая сила, ничего общего не имеющая с теми, что подтачивают или разъедают, выкраивает изнутри эти матрицы, целые и нетронутые, будто они только родились. Как отыскать объяснение загадочной структуры? Кажется, мы имеем дело с геометрией пустоты. Здесь необходимо продвигаться не спеша, разделяя смежные случаи, и, начав с самого ясного, шаг за шагом приближаться по возможности к успокоительному решению.
Сперва я задерживаю внимание на поверхности агата, сплошь изрытой мелкими полусферическими выемками, перекрывающими одна другую. Очевидно, этот кусок камня получил наружную обработку: он повторяет контур примыкавшей к нему бугристой стенки. Он целиком, со всех сторон покрыт вмятинами — отпечатками многочисленных выпуклостей. Тело минерала ничуть не пострадало: уступив давлению, он заполнил нишу, наилучшим образом распределив в ней свою массу. Здесь нет ничего таинственного, что возбуждало бы мысль.
Кварц, напротив, заключает в себе загадку. Будучи цельным и замкнутым, образец напоминает рваный лоскут: во все стороны его продолжают изрезанные выступы. В довершение того, он полый. Бессчетными огнями сверкают стенки — тонкие, легкие, хрупкие. Внешнее давление исключено — о том свидетельствует сама архитектурная фантазия этой странной пещеры. Вдобавок поверхность, вся в выбоинах, похожа на сугроб после дождя, превращенный в искрящуюся губку, ибо каждая капелька оставила в нем след. Однако же налицо природа кристалла: в отличие от того, что мы сейчас наблюдали в агате, ни одно из отверстий не имеет криволинейной формы — все они крошечны и неглубоки, с идеально ровными остроугольными очертаниями. Дополнительное тело, если так назвать форму, которая могла бы к ним плотно прилегать, не оставляя ни малейшего зазора, на этот раз должна представлять собой вместо холмистого рельефа округлых протуберанцев густую россыпь мелких шестигранных пирамид.
Толстое острие прозрачного кварца собирает воедино несколько параллельных игл, как донжон, поддерживаемый боковыми контрфорсами, которые устремляются к центральной башне и одновременно ее подпирают. Основание не вырастает из аморфной породы, как чаще всего происходит. Мощный массив не является и двойной пирамидой, как бывает в иных случаях. В нем зияет каверна, ощетинившаяся, в свою очередь, иглами, направленными противоположно общей формации. В промежутки вонзаются призматические пустоты с такими же остриями. Они, кажется, приготовлены для того, чтобы новый, дополнительный к первому, пучок стрел точно вошел в свободные пространства — длинные колодцы, высверленные в обелисках. Излишне уточнять: подобный пучок стрел не мог покинуть ненужный колчан и никогда не мог в нем находиться. Возможно, футляр лишь создает представление о своем идеальном и необходимом соответствии. Вроде того, как на шахматной доске черным клеткам соответствуют белые, повторяя их размер и форму, внутри частокола игл-многогранников с необходимостью сохраняются узкие углубления, которые зеркально отражают их форму: симметричный рельеф направленных им навстречу виртуальных игл, на самом деле — просто промежуточных отверстий.
Мне вспоминается осколок берилла, который я недавно пытался описать. Бесчисленные заостренные полости, послушные геометрии породы, пронизывают светящуюся массу, и в этой форме нет отпечатка какой-либо матрицы. Это в буквальном смысле пустотелые иглы: так благородное вещество свидетельствует о том, что оно умеет соблюдать собственный модуль даже в свободном пространстве.
Лучше осведомленный, я могу вернуться к блоку кварца, которому только что удивлялся. На разных его гранях видны впадины, неравные выемки, ограниченные отрезками прямых и равновеликими углами. Некоторые из них внезапно завершаются, другие идут в глубь минерала, пробивая его насквозь. Стенка изборождена заграждениями, между которыми проложены ровные ходы под открытым небом, словно вычерченные по линейке. Ничто не заставит их отклониться в сторону. Коридоры (хочется назвать их квадратическими или обтесанными на четыре канта, хотя я знаю, что в эти определения вкладывают другой смысл; однако нет эпитета, который лучше передал бы угловатость их очертаний) то впадают один в другой, то расходятся или встречаются, то сливаются, образуя одну галерею из двух. В этом случае по всей ее длине острым как бритва ребром отмечен уровень совпадения двух полостей.
Лабиринт коридоров напоминает термитник, но без единой кривой, без единого свода: повсюду наклонные линии, перпендикуляры. Закон кристаллического мира царит здесь безраздельно, не зная исключений. Колодцы кажутся столь же сложными и беспорядочными, как иглы друз, что выстраиваются произвольно, пучками или попарно, перебрасывая между собой своего рода мостки или прорастая одна в другую: маленькая в большую, тонкая в толстую. Они с легкостью проходят одна сквозь другую, будто это газообразные или нематериальные тела, а их прямолинейность между тем ничуть не повреждена и не нарушена. В сети туннелей я узнаю знакомую архитектуру, причудливую и упрямую. Снова — и на сей раз с какой очевидностью — кварц словно ускользнул в пустоты, оставленные удаленными иглами.
Я отказываюсь от своей нелепой гипотезы, едва ее сформулировал: не существует достаточно крепких игл [в действительности, ничто меня в том не убеждает], которые раздвинули бы кристаллы кварца и навязали ему свой закон, свои оси роста, свои контуры — ведь, чтобы расти, им необходимо свободное пространство. Кстати, какое вещество [может быть, просто вода] могло бы их затем растворить? Какая сила тяги могла бы вырвать их массу из каменного корсета, который все еще ее обрисовывает? При какой температуре [если бы вместо накаливания туже функцию выполнял крайне замедленный длительный процесс] они могли бы превратиться в жидкость или испариться, оставив лишь пустую, но со всей точностью воплотившую их образ форму? Все эти решения мысль вынуждена отбросить, едва она их выдвинула [хотя сомнение остается]. Искать нужно не здесь, следует подумать о неожиданных последствиях основного свойства, обратиться к деспотическим общим принципам, которые, вероятно, направляли загадочное строительство изнутри, пресекая всякие колебания и ропот, как определяют они создание любого кристаллического сооружения.
Кристаллы — форма минерала, рожденная бесконечным повторением элементарной атомной модели — звена. Это касается и кварца: каждый атом кремния расположен в центре тетраэдра, вершины которого заняты атомами кислорода. Звенья соединены углами. Они строятся в цепочки, благодаря чему кристалл получает в итоге ровные грани. Кристалл — простое геометрическое тело — отражает топологические свойства звена. Вот почему для каждого минерала характерны определенные кристаллы, если только для него не оказываются возможными несколько равноэкономичных решений, как в случаях с немногочисленными полиморфными телами. Что касается тетраэдров кварца, они неизбежно объединяются в гексагональные призмы с общей формулой угла, почти всегда завершенные пирамидой или двойным фасетом в сплющенных кристаллах. Вся кристаллография основана на непреложном постоянстве одной и той же трехмерной структуры для данного минерала. Таким способом формируются кубы пирита, галенита или соли, тетраэдры квасцов, ромбы топаза, скаленоэдры кальцита или, в сростках, звезды церуссита, копья гипса. На макроскопическом уровне, на вид и на ощупь, стенки их всегда совершенно гладки. Кристалл растет вокруг одной или нескольких осей. Возникшие при смыкании граней ребра образуют выступающие углы — они могут быть раскрыты, насколько хватает воображения. Углы заключают устойчивое вещество в структуру, которая, путем механической аккумуляции, переносит конфигурацию частиц в видимую реальность.
Тут я погружаюсь в грезы. Я хочу сказать, что течение мыслей выходит из-под моего постоянного контроля: теперь уже не будет ни курсива, ни квадратных скобок Я воображаю цепочки атомов. Каждая первичная комбинация, сцепляясь с другими, примыкает к устойчивой массе, присоединяющей свободные элементы до тех пор, пока не будет исчерпан их запас. Тогда образование достигает цели. Я предполагаю, что по какой-то причине — неведомой, но отнюдь не противоречащей логике этой системы — последние звенья оставляют позади примечательную позицию, соответствующую моменту, когда каждая из двух сторон угла становится продолжением другой. Стоило пересечь эту границу, и выступающий угол превратился во входящий. Вместо того чтобы завершать тело, он начинает точно обрисовывать его отсутствие. Действительно, я представляю себе, что в разных направлениях роста кристалла, то есть со всеми его гранями одновременно, происходит то же самое. Отныне форма кристалла существует вне его материи. Вещество, вместо того чтобы составлять кристалл, заключает его в оболочку и ограничивает снаружи. Кристалл очерчен в пустоте, он стал обратной величиной, своего рода негативом, но присущая ему геометрия по-прежнему нерушима.