В глубинах тьмы
Шрифт:
Мне нужно отвлечься. Я подхожу к двери и начинаю ковырять по краям, проверяя, есть ли какой-нибудь способ ее открыть.
Я не слышу его, но он перестал двигаться.
– Не делай этого, – произносит он хриплым голосом.
Я подпрыгиваю от внезапного шума, оглядываясь через плечо.
– Почему нет?
Он указывает на дверь:
– Наказание, если будешь плохой.
Я игнорирую его, поворачиваюсь и стучу в дверь.
– Выпустите меня отсюда!
Я слышу скрежет металла и оглядываюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Рок
Каменное плечо отталкивает меня в сторону. Я врезаюсь в стену, но выхожу из холода и снова могу дышать.
Я вздрагиваю, когда с лязгом отключается вода. Рок стоит весь мокрый, как и я.
Перевожу взгляд с него на камеру. Два прута подняты. Там есть люк. Он мог выйти в любое время.
От этой мысли у меня кровь стынет в жилах. Когда я спала, он мог улизнуть и…
– Если ты мог выйти в любое время, почему этого не сделал? – спрашиваю я, стуча зубами от холода. Вода собирается у моих ног, и я двигаюсь боком, пытаясь отойти от лужи и от него.
Рок смотрит на меня, убирая волосы с лица. Он пальцами стирает грязь, я вижу его кожу. И хочу очистить его, смыть ужас этого места, все, что заставит меня почувствовать себя человеком.
– Некуда идти, – отвечает он.
– Ты пытался дотянуться до меня через решетку, – напоминаю я, снова пятясь назад, когда он движется ко мне. – Почему?
– Не разрешается пользоваться люком.
– Ты использовал его сейчас, почему?
Он смотрит на меня горящими глазами, и я чувствую себя обнаженной от его взгляда. Я не могу пошевелиться, когда он вдвое сокращает расстояние между нами. Он смотрит вниз на мое тело, затем на меня.
– Чтобы защитить тебя.
Слова грубоваты, но в них есть теплота. Я этого не ожидала.
– Кто ты такой? – спрашиваю я.
– Рок, – сразу же отвечает он.
– Но кто ты такой? Ты меня знаешь?
Дверь рядом с ним распахивается, и я подпрыгиваю. Входит Чарльз с разъяренным видом.
– Возвращайся в свою камеру! – кричит он Року, который сразу же повинуется, проскользнув в люк, как ошпаренный кот.
– Я учу тебя, – произносит он, глядя на решетку люка. – Я учу тебя уважать меня, а ты делаешь это?
Он закрывает люк, дергая его, чтобы убедиться, что тот не откроется снова.
Я уже направляюсь к двери, стараясь двигаться медленно, пока он отвлекся.
– Куда ты пойдешь? – спрашивает он. – Ты даже не знаешь, где находишься?
Я почти выхожу за дверь, но Чарльз двигается на удивление быстро для своего возраста. И кладет руку мне на запястье.
– Ты хочешь уйти? – спрашивает он.
– Не надо! – кричит Рок.
Внезапно мне захотелось остаться там, где я есть. Это какая-то ловушка. Но Чарльз вытаскивает меня наружу, пинком закрывает за собой дверь, перекрывая звук воющего Рока, подобно волку. В темноте воцаряется тишина, затем Чарльз открывает другую
Глава 8
РОК
Четверо погибли из-за меня. Возможно, пять. И если судить по этому крику, то скоро будет шесть.
Джессика умерла, потому что я не мог лучше контролировать себя. Я так и не узнал, что случилось с мамой. Он никогда мне не говорил. После того, как приехала полиция, мы быстро уехали. Мама была с нами, когда мы тронулись в путь. Мы втроем втиснулись в крошечную машину, никто не разговаривал, мама тихо плакала про себя.
Мы целый месяц спали в машине. На полпути мамы просто не оказалось рядом. Я проснулся и был лишь с отцом. Начал спрашивать, где она, но он заговорил так, будто я ничего не произносил.
– Я нашел место, где мы могли бы жить, – прояснил он, заводя двигатель и трогаясь с места. – Идеальное место.
Мы находились в реабилитационном центре две недели, прежде чем приехать сюда. С тех пор меня держат здесь взаперти. Это мир, который я знаю. Моя память обо всем, что снаружи, стерлось, кроме нее. Это четко и ясно.
Я помню, как ехал в лес, чтобы добраться сюда, зловещее каменное здание, выглядывающее из-за деревьев, вниз по ухабистой колее, в милях от любого места.
Джессика ушла. Мать ушла. Женщины, которых он мне приводил, все ушли.
Первую звали Салли. За прошедшие годы моего заключения я изменился, на подбородке появилась щетина, мышцы начали набухать, несмотря на тесноту камеры. Я тренировался каждый день, больше делать было нечего. Я бы посмотрел, сколько можно присесть, задержав дыхание, а потом попытался бы побить свой рекорд.
Первый бой стал для меня шоком. Отец пришел и сказал мне, что нашел способ заработать нам немного денег. Он выглядел взволнованным, его глаза горели.
– Ты хочешь мне помочь? – спросил он.
Я кивнул, какой у меня был выбор?
В соседней комнате он убрал всю мебель. В каждом углу стояли камеры, а в середине – отдельно стоящая боксерская груша. Я стоял, глядя на боксерскую грушу, не зная, что делать.
– Давай, – указал он, кивая мне.
Это был первый раз, когда услышал от него что-то похожее на похвалу. Каждый раз, когда я бил кулаком по мешку, он бормотал:
– Хорошо, лучше, сильнее, давай.
Слова пришли сами собой. Иногда похвала, иногда резкая критика, но я так изголодался по ободрению, что сделал все возможное, чтобы произвести на него впечатление.
Первый бой состоялся месяц спустя. Мужчина, которого он привел, был выше и сильнее меня. Я чуть глаза не лешился. После этого потребовались недели, чтобы прийти в себя, опухоль на моем лице не позволяла мне есть, я мог только пить. У меня выпал зуб, а в левом ухе так громко звенело, что я с трудом засыпал по ночам.