В горах мое сердце
Шрифт:
Хозяин его узнал и с большой любезностью выполнил его пожелания, а потом спросил:
— Могу я сделать для вас еще что-нибудь, милорд?
Лорд Алистер подумал.
Ему вдруг пришло в голову, что если он станет помогать Эрайне и в дальнейшем, то таким образом накажет Олив за те грубость и жестокость, с какими она отказала в помощи девушке, попавшей в отчаянное положение, да к тому же своей племяннице.
Мясник ждал, и лорд Алистер наконец сказал:
— Пошлите все это прямо сейчас ко мне на квартиру, добавьте к этому два фунта масла, а также фрукты и
— С удовольствием, милорд!
Лорд Алистер удалился и впервые с той минуты, как покинул Парк-стрит, подумал, что не хотел бы, чтобы его собственная жена обращалась с кем бы то ни было, не говоря уж о родственниках, так, какобращалась Олив с дочерью своего деверя.
Она разоблачила себя своим поведением — ведь до сих пор он видел ее только очаровательной, ласковой и пылко в него влюбленной.
Сбросив маску, она показала дурной характер, и лорд Алистер теперь корил себя за то, что не разглядел ее как следует раньше.
Как истый кельт 8 , он льстил себя надеждой, что обладает безошибочным инстинктом распознавания людей, а стало быть, никто из мужчин не обведет его вокруг пальца и ни одна женщина не обманет.
Но Олив его обманула; впрочем, он был уверен, что, отказавшись выйти за него замуж, она хочет иметь его своим любовником и в будущем приложит все усилия, чтобы затащить его снова к себе в постель.
Теперь он понимал, почему даже во время самых бурных вспышек желания что-то в глубине души твердило ему, что это не подлинное чувство, не настоящая любовь.
8
Шотландцы ведут свое происхождение от древних кельтов, населявших Британию; современный гэльский язык, на котором они говорят, относится к семье кельтских языков
На самом деле Олив оказалась скупой, алчной, честолюбивой до такой степени, что вышла бы замуж за самого сатану, если бы он посулил ей корону, богатство и главенство в элегантном обществе.
Лорд Алистер вошел в комнату на первом этаже и увидел, что Чампкинс убирает его одежду в большой кожаный чемодан.
Он не давал ему на этот счет прямых указаний и потому спросил:
— Что ты делаешь? Кто тебе велел упаковывать мои вещи?
— Тот шотландский джентльмен вернулся после вашего ухода, м'лорд. Он хотел видеть вас по важному делу и велел передать, что явится в половине седьмого.
Лорд Алистер сжал губы, но ничего не сказал, и Чампкинс продолжал:
— Он мне заявил, что ваша светлость уезжает в Шотландию завтра утром, а у меня вся ночь уйдет на то, чтобы уложить ваши вещи.
Лорд Алистер проглотил бранные слова, которые так и просились ему на язык.
Мало того, что у него нет выбора, принимать или не принимать повеление отца, теперь еще этот Фолкнер, столь убежденный в его согласии, доводит его до бешенства, а он и без того зол.
Потом он задал себе вопрос, стоит ли кипятиться по поводу мелких уколов.
Впервые после того, как он услышал о смерти братьев, лорд Алистер подумал о том, каким влиянием обладает его отец на севере, — ведь мать была права, утверждая, что ведет он себя как король.
Он и в самом деле был «монархом всего сущего», и его подданные вопреки английским законам обращались к нему за правосудием. Поскольку были убеждены, что он как глава клана и есть закон.
«Мне еще о многом хотелось бы подумать», — сказал себе лорд Алистер.
Он понимал, что разумом уже принял свое новое положение, хотя сердце его и бунтовало против связанных с этим положением тягот.
Он стоял в гостиной и думал о том, как приятно ему было жить здесь, как удобно, и сколько восхитительных часов провел он с друзьями или с одной очаровательной леди.
Она являлась к нему после наступления темноты, под густой вуалью, но была достаточно смела, чтобы рисковать своей репутацией и своим браком из любви к нему, Алистеру.
А Олив было недостаточно того, что он предложил ей.
Тяжело примириться с этим, а еще тяжелее поверить, что после всех ее разговоров о любви к нему она предпочла ему Харроуби.
— К дьяволу ее! Надеюсь, она будет гореть в аду! — воскликнул он.
И еще больше разозлился на себя за то, что позволяет столь необузданные проявления эмоций.
Послышался громкий стук в дверь, Чампкинс побежал открывать, а лорд Алистер понял, что принесли корзину, заказанную им для Эрайны.
Когда Чампкинс снова поднялся по лестнице, лорд Алистер встретил его словами:
— Все в порядке, я знаю, что это. Беги на конный двор и скажи Бену, чтобы подавал мой фаэтон немедленно.
Через десять минут фаэтон был у дверей.
То была еще одна неоплаченная собственность, и когда лорд Алистер уезжал с корзиной в ногах и со своим грумом Беном, который сидел с ним рядом, то подумал, что хорошо бы отец заплатил за право на его возвращение.
Ему доставляло бы огромную радость править двумя превосходными лошадьми, если бы не приходилось решать, как теперь с ними поступить: то ли отправить в Шотландию, то ли продать до отъезда.
Хоть он и сказал Олив, что откроет Килдонон-Хаус на Парк-Лейн, ему было ясно, что на это нужно получить разрешение отца. У лорда Алистера шевелилось в душе неприятное предчувствие, что отец ответит категорическим «нет!»
— Будь оно все проклято, должен же я иметь хоть какую-то независимость! — бормотал лорд Алистер себе под нос.
Но знал при этом, что слова его всего лишь бравада.
Когда он вернется в замок, то найдет там все точно таким же, как в прошлом: королевством тиранически правит монарх, одержимый только идеями собственной значительности и величия Шотландии.
Найти дом за номером двадцать семь на Блумсбери-сквер оказалось нетрудно.
Дом выглядел запущенным и явно нуждался в покраске, окна и ступени крыльца грязные.