В горах Северного Урала
Шрифт:
II
Весной 1914 г., когда растаял на озере лед, устоялась мутная весенняя вода — озеро поразило жителей своей окраской. Оно перекрасилось в настоящий голубой цвет. Горные техники, инженеры первое время пробовали уверить, что окраска воды зависит от цвета неба. Но каково было их изумление, когда вода, налитая в стакан, оказалась с бирюзовым оттенком. Вода не только на воздухе, где виновником опять могло быть небо, но и дома, в комнате, имела голубой прозрачный цвет. Вода и ночью при свете электричества не меняла его.
Инженеры удивленно скосили глаза, развели руками и разошлись. Анализа никто не догадался сделать. Он и до сих пор не произведен. Правда, какой-то доморощенный химик, не то житель города Кизела, не то сотрудник химической лаборатории Губахинских копей, пробовал выпаривать воду. Он получил на дне колбы какие-то крупинки и на этом успокоился. Кто окрасил озеро, почему голубой цвет преобладает, что растворено в воде — загадка.
Меня уверяли, что этот цвет от окисления железа. Но, ведь, насколько мне известно, рудное железо в воде дает ржавые оттенки. А здесь, в озере, прозрачная голубая вода. Если взобраться на ближайшую гору и заглянуть с нее в озеро, то видно дно. Оно завалено стволами деревьев и покрыто мелкой кисеей светло-синего налета, следовательно, налет есть осадок. Не с этого ли налета нужно начать химикам. Может быть в нем секрет окраски?
И еще одно странное обстоятельство. С 1914 г. прошло полных 15 лет. За это время ребята пробовали пускать в озеро карасей, гоняли к нему домашних уток. Но караси погибли, утки, выкупавшись в голубой воде, перешли в болото, что раскинуто в нескольких шагах от озера. В течение 15 лет ни в озере, ни на берегу нет жизни. В нем плавали только трупы смельчаков, рискнувших переплыть его.
III
У Голубого озера я провел часов восемь. Я его снял, конечно, самое существенное, цвет озера, на пластинку запечатлеть не удалось. Когда я, завернувшись в пальто, старался навести фокус, меня поймали на другую пластинку в довольно-таки комической позе.
В озере я несколько часов пытался найти жуков, пиявок — их много в соседнем болоте, за горой, в реке Сухой Кизел, притоке Желтого Кизела. Потерпев неудачу, я кинулся искать стрекоз, водяную мошкару, наконец, чуть ли не ползком исследовал кромку берега — думал напасть на побеги водяных растений, но ничего этого не было. Озеро упрямо избегало жизни.
С противоположного берега надо мной зверски издевались трое праздношатающихся охотников. Затем они придумали игру: открыли залповую стрельбу по воде. Чтобы не быть случайной мишенью, пришлось обследование озера закончить и отправиться во-свояси.
Возвращаясь, мне пришла в голову интересная мысль. В недрах северного Урала вместе с углем, железной рудой, кварцем преобладающее место занимает известняк. Но его ли вина в провале озера, не подземные ли воды подточили своды рудника? И второе — не повлиял ли известняк на окраску озера?
ВИШЕРСКАЯ ПЕЩЕРА
I
В полдень меня встревожил вой собаки, пронзительные крики ребят, беготня в доме. На дворе голосили взрослые, скрипели телеги. Я только что готовился отправиться исследовать знаменитую Вишерскую пещеру. Для этого путешествия приспособливал свой фотографический аппарат, ладил машинку для вспышки магния. Обронив машинку, я второпях наступил на нее, раздавил, подхватил аппарат подмышку и выскочил на двор.
На улице, во дворе, внизу под горой стояли люди и, задрав вверх головы, беспокойно осматривали небо. С запада слышался гул, словно приближался снежный буран. Я посмотрел в сторону шума: из-за гор, от темной синевы леса, прямо на нас, на Ленинский поселок, надвигалась стальная сигара.
— Граф Цеппелин! — сразу узнал я дирижабль. Он совершает кругосветное путешествие, ведь сегодня же мы читали об этом в газетах!
Цеппелин медленно наползал на Кизел, словно намеревается придавить копи своим громоздким телом. Непривычный шум его моторов глушил людей далекого Урала, пугал животных. Воздушный корабль важно проплыл над шахтами, мне показалось, что даже снизился, и затем, уже за городом, забрал носом верх и скрылся на востоке.
Но когда он был над нашим двором, кто-то крикнул:
— Снимает, нас фотографируют!..
Этот крик заставил меня вспомнить, что у меня в руках есть аппарат. Я мигом всадил кассету, поставил фокус на бесконечность и видоискателем нацелился на воздушную торпеду. Снимок оказался удачным. Первыми цеппелин сняли любители. Цеппелин шел со скоростью 140—150 километров в час, но нам с земли казалось, что он ползет не быстрее крестьянской телеги. Я мог бы с неменьшим успехом снять его еще несколько раз, но, к сожалению, не было свободных пластинок.
II
Цеппелин помог мне найти проводника. Крепкий мускулистый слесарь с Ленинской электростанции заинтересовался моим аппаратом и, узнав, что я готовлюсь к походу на пещеру, вызвался быть моим чичероне. В пещеру он заглядывал раза три.
Пещера была около деревни Вишера — от Ленинского поселка километрах в шести, а от деревни в двух. К ней мы подошли часа в три дня. Лето на Урале нынче было особенно жаркое, знойное, душное. Нас всю дорогу мучила жажда, тянуло под каждую тень. И мое желание осмотреть пещеру отошло на задний план, хотелось скорее забраться под землю и в прохладе отдохнуть.
Вход в пещеру был удивительно примитивен.
Узкая нора, по которой пришлось ползти на коленях, тянулась метров на 15. И только после длительного испытания в ползании мы смогли встать на ноги. Я засветил электрическую лампочку.
Сноп лучей ослепительно заиграл на стеклянной поверхности сталактитов. Лампочка скользнула ниже, острые шипы сталагмитов выползли из мрака. Где-то в глубине водяные капли методично звенели о гладь неизвестного озера. Мы были в первой зале.
В пещере действительно было прохладно, сыро, в воздухе чувствовался привкус соли. Я с любопытством осматривал известковые отложения. Но проводник потянул меня дальше.
— Пойдем, пойдем, там такие хоромины…
Он взял меня под руку, и мы важно зашагали по коридору, покрытому необыкновенной штукатуркой, с причудливой резьбой. Сталактиты украшали стены, потолок, сталагмиты колоннами липли к нам. Сосульки сверху и снизу тянулись друг к другу.
В первых залах вершины сталактитов и сталагмитов оказались обломанными. Под ногами валялись обертки от папирос: «Басма», «Пушка». «Бокс», спички, окурки. На берегах небольших подземных озер сохранились свежие отпечатки босых ног.