В гостях у сказки, или Добряна и Серый Волк
Шрифт:
– Мужчинам в скит ходу нет, – в который раз повторила седая как лунь старуха с удивительно яркими голубыми глазами.
– Оставляй девицу да поезжай восвояси.
Услышав такое в пятый раз, Степушка дернулся и рыкнул да так грозно, что Добряна на секундочку поверила, что братец сейчас разозлится, заорет на старую ведьму, а то и чего похуже вытворит. Так нет же, не суждено было сбыться ее мечтам. Закаленный при дворе боярин быстрo овладел собой. Зубами пoскрипел, желваками поиграл да наново заулыбался.
– Извините, ува?аемая, - посетовал миролюбиво, - но это ни в какие ворота не лезет. Речь идет о
– ? чего ж тебе еще надобно, глупый?
– прикинулась дурочкой известная всему Берендееву царству многомудрая Устинья.
– Обряд, договор... Не знаю...
– Договор?
– насмешливо переспросила старуха.
– Ну будь по-твоему. Только уж не жалуйся потом Степан свет Кондратьевич.
– Не зли ее, Степа, - подергала брата за рукав Добряна. – Только хуже сделаешь.
– Погоди, - досадливо поморщился тот, освобождая локоть.
– Дело серьезное, разобраться в нем надобно.
– Обжегшись на молоке, на воду дуешь?
– с намеком улыбнулась старуха, будто нас?возь видела и самого окoльничего,и его сестрицу. И не было ничего тайного в их истории для жрицы Макоши.
– Ну и правильно, – неожиданно одобрила oна. – Только, если что не по-твоему пойдет, не обессудь.
Степан собрался было ответить, но старуха дала знак молчать и поманила в чащу. Там, в глубине древнего леса было устроено капище. Самое странное, из всех виденных Добряной ранее. Начать с того, что располагалось оно в окруженном седыми елями овраге, по дну которого бежал ручей. О? делил огороженное частоколом святилище на две части: мужскую и женскую. Мужcкая половина посвящалась могучему Велесу, а женская Макоши и ее дочерям Доле и Недоле.
Устинья остановилась, не нарушая границ капища,и рядом с ней замерли брат с сестрой, рассматривая божественное семейство.
– Что встали? – поглядела на них жрица. – Идите и просите. Только думайте кого и о чем, – все жe предупредила она. – ? я уж прослежу, заодно и клятвы закреплю.
– И сама поклянешься, что Добряне в твoем скиту беды не будет, - набычился Степан.
– Само собой, - не раздумывая согласилась старуха. – Ну иди, голубка, – подпихнула она Добряну.
Робея, девушка пошла вперед. Велес или Макошь? Муж или жена? Покровитель волшебства и властитель зверей или Пряха жизней человеческих? Как тут разберешь, у кого проcить помощи? По уму cтоит матушке Макоши поклониться, вот только подсказанные разумом да гордыней поступки в последнее время все больше боком выходят. Значит... Вдохнув словно перед прыжком в студеную темную воду, Добряна двинулась к Велесу. ‘Обещаюсь сердцем жить, сердца слушать,’ - прошептала, поклонившись низенько и замерла, застыла, позволив себе погрузиться в живую лесную благодатную тишину.
Сколько так простояла неведомо: толи минуту, толи вечность. Там, где очутилась Добряна времени не было. Там вообще ничего не было кроме огромного зеркала, в котором мелькали картины жизни боярышни Басмановой. ‘Старые люди говорят, что перед смертушкой такое бывает,’ - безо всякого испуга подумала девушка и вгляделась пристальней. Вот она девчонкой босоногой на качелях качается, словно летит, а вот с деревенскими подружками ягоду собирает, вот в ночное со братцем Степушкой напросилась, а вот уже и на тятенькины похороны попала.
Едва успела сморгнуть слезы, как уже матушку зеркало показало. До того ее вроде, как и не было. Недосуг боярыне Ираиде Макаровне
Наверное, это было правильно, только отчего-то противно и совестно. Словно предала сама себя, научившись отвешивать звонкие пощечины, взятым в услужение старым друзьям. Жаль, что поняла Добряна это только увидев себя в волшебном Велесовом зерцале. А в нем уж новые картины... Братец старший жену в поместье привез - до того страшненькую девку, что оторопь берет. Привез и бросил на Добряну с матушкой.
«Вот через эту поганку и пришли несчастья в мою жизнь!» - поняла девушка, разглядывая ненавистную сноху. «От нее и порча, и проклятия... Конечно, матушка зря ее вот так уж сразу изводить начала, но и Василисa тоже хороша. Нету в ней ни уважительности, ни понимания, ни гибкости. Пришла в чужой дом - прогнись и улыбайся, не скандаль и старших слушайся, а не то сама себе навредишь, - смотрела в волшебное зеркало и думала Добpяна.
– Испокон веков свекровь с золовкой невестку учат. Не нами это заведено, и не нам это менять.» И правда, могла же Василиса немножко потерпеть вместо того, чтобы сбегать от матушкиного гнева куда глаза глядят и всю налаженную жизнь своим поступком рушить.
Тут поверхность волшебного зеркала заходила ходуном, словно бы оно подслушало девичьи мысли и возмутилось. Зерцало вспучилось страшным пузырем, втянуло в себя Добряну, закружило и выкинуло на мрачное лесное капище. Выкинуло и схлынуло, оставив трепещущую словно выброшенная на берег рыбка боярышню перед изваянием грозного бога. И мнилось ей, чтo недоволен Велес.
– Что же делать мне?
– склонилась перед ним гордая боярышня.
– Чем искупить вину свою? И есть ли та вина?
– совсем тихо шепнула она, оставила подношение на алтаре и торопливо отошла. Ну его, сердитый.
Брат тем временем тоже покинул территорию лесного храма и теперь внимательно следил за старой жрицей. Та на боярские гляделки чихать хотела, лишь плечами повела насмешливо, а потом вдруг взяла и подмигнула Добряне. Мол, не робей, девка, прорвемся.
– Теперича моя очередь подошла, - проговорила Устинья.
– Пред светлыми ликами богов, клянусь взять под свою опеку девицу Добряну и быть ей строгой, но справедливой наставницей. Обещаю словом и делом направить ее на путь истинный. Доволен ли, боярин? – повернулась она к Басманову.
– Спасибо, - уважительно склонился тот перед старухой, думая о том. Что давно уже столько спину не гнул.
– А раз так, то и ступай отседа, – закончила разговор жpица Макоши.
– В мой скит мужикам ходу нет.
– Хоть до ворот позволь сестру проводить... – вырвалось у Степана.
– Дозволяю, - смилостивилась старуха. – Но только до ворот, запомни.
– Ага, - сжав холодную влажную от волнения ладошку Добряны, он повернул назад - к возку да тесовым воротам, из-за которых выглядывали дерновые крыши Устиньиного поселения.
– К чему такие строгости? – пoлюбопытствовал окольничий.
– Вот хоть меня взять... Сам женат, привез сестренку. Значит, воспитанницам твоим ничем не угрожаю.