В «игру» вступает дублер
Шрифт:
— Жду вас завтра на старом кладбище ровно в полдень. Очень нужно!
Игнатов вошёл в магазин. Расплачиваясь за хлеб, видел, как Анна торопливо, не оглядываясь, шла к дому. Он был почти уверен, что она не испугается, придёт.
Анна весь вечер вспоминала нежданную встречу и думала о том, что сказал этот странный человек. Она не испугалась: мужчина с виду интеллигентный, привлекательный и постарше её, пожалуй, лет на пятнадцать или около того. К тому же, знаком с Матвеевым — она сама видела, что они разговаривали как старые друзья. Вряд ли он задумал что-нибудь плохое по отношению к ней. Скорее всего,
Мать свою Анна помнила плохо — она умерла, когда девочке не было и шести лет. Видно, с тех пор отец и остался на всю жизнь неразговорчивым. Мачеху в дом не привёл, сам воспитал дочь, дал ей возможность окончить институт, подрабатывая где только можно к своему заработку истопника. Например, топил каминные печи на вилле у профессора с октября по май. А летом не гнушался подёнщины: кому что починить, поправить. Благо, руки умелые. Он считал, что дочь должна была учиться в институте, чтобы потом могла работать в школе. Ему очень хотелось, чтобы Аня стала учительницей немецкого языка, — видно, сказывался голос австрийских предков. Правда, австрийцами-то были его дед и бабка, а сын их, путешествуя по Кавказу, женился на русской, поселился в этом городе, купил дом из трёх комнат. Только дом да фамилия и перешли по наследству к Питеру Вагнеру, когда отец его внезапно скончался, а мать уехала в Сибирь с каким-то инженером и пропала.
Питер, или Пётр Федорович, как его звали соседи и сослуживцы, был тихого нрава, болезненный, ни во что не вмешивался, поэтому, несмотря на все сложности классовых и социальных отношений во время революции и гражданской войны, уцелел вместе со своим домом. Потом женился. Потеряв жену, посвятил жизнь дочери.
В доме говорили на двух языках — русском и немецком, и девочка хорошо усваивала оба. Она вообще оказалась способной, в школу поступила шести лет, училась отлично. А с иностранным тем более ни в школе, ни в институте затруднений у Анны не было. Получив диплом, она вернулась в свою же школу и уже год отработала. Во время каникул пошла на курсы радистов. Прозанимались около двух месяцев, и вдруг Матвеев сказал, что курсы скоро закроют: немцы уже близко, наверное, придётся эвакуироваться.
Дома отец тоже говорил об эвакуации, и Анна решила, что надо к этому готовиться. Если бы можно было оставить отца, она давно бы попросилась на фронт. Но отец так болен и слаб, уйти от него невозможно. Придётся вместе с ним уезжать. Анна уже думала о том, что пора собирать вещи, и вдруг этот человек… Она, конечно, пойдёт к нему. Непременно.
В тот день моросил дождь, такой непривычный в начале августа. Намокшие деревья склоняли потяжелевшие ветви чуть ли не до земли. На кладбище не было ни души, и Анна подумала, что лучшей погоды для тайной встречи и не придумать.
Девушка медленно поднималась по дорожке, идущей на подъём, машинально читала надписи на памятниках и плитах, автоматически отмечая даты рождения и смерти. Если бы человек заранее знал свою вторую дату, интересно, как бы он жил, какие поступки совершал, как расходовал время? Например, она сама? Если бы ей вдруг сказали, что жить осталось совсем немного, изменилось бы что-нибудь? Нет, наверное, жила бы так же, как теперь, учила бы ребят иностранному языку, а во внеклассные часы рассказывала им о своих любимых поэтах, чтобы дети сумели почувствовать музыку поэтических строк, постичь их мудрость.
А вот и надгробие с именем её любимого поэта. Он метался по жизни, как «парус одинокий», искал бури, чтобы наполнить ею мятущуюся душу. Его прах давно перенесли в родовое имение бабушки — Тарханы, но почитатели приходят и к этому, первоначальному месту захоронения, приносят цветы. Сейчас лежат лишь две веточки давно засохшей сирени: что делать, война…
На боковой аллее, идущей от дорожки, внезапно выросла фигура человека в плаще и кепке. Анна вздрогнула и приостановилась. Человек поманил её рукой, и Анна, чувствуя, как страх подступает к горлу, всё-таки пошла к нему, догадываясь, что это и есть тот, кто должен её здесь ждать. Он, вероятно, отделился от ствола ивы, ветками которой был почти полностью скрыт.
— Не будем останавливаться, — сказал мужчина, когда Анна приблизилась, и улыбнулся. — Пойдёмте дальше.
Анну сразу успокоила эта улыбка, приветливая, хотя и сдержанная. И лицо показалось давно знакомым. Возможно, она видела его не только с Матвеевым, но и раньше, например, на педагогических конференциях. Анна неожиданно для себя спросила:
— А вы из какой школы?
Мужчина улыбнулся снова:
— Ну, скажем, из школы мужества. Вам подходит?
Анна поняла, что прямого ответа не будет, что в этих словах скрывается какой-то особый смысл, и снова спросила:
— Вы считаете, что мне необходимо пройти школу мужества?
— Так складывается жизнь, — уже серьёзно сказал незнакомец. — Меня уполномочили предложить вам нечто такое, что потребует и мужества, и силы воли, и самопожертвования.
Анна с недоумением и любопытством смотрела на него. Он немного помолчал и добавил:
— Возможно, даже жизни…
Мужчина быстро взглянул Анне прямо в глаза, но не прочёл в них страха, а только интерес. Он понял, что пора перейти к откровенному разговору.
— Через несколько дней сюда войдут немецкие войска. Ваше австрийское происхождение («о, он, конечно, знает!») может обеспечить вам относительную свободу и неприкосновенность. Повторяю: относительную. А знание немецкого языка поможет найти контакты… В общем, нужна ваша помощь в немецком тылу.
— Что я должна делать? — спросила Анна.
— Сначала честно ответьте, хотите помочь или нет? Предупреждаю ещё раз: это может стоить жизни.
— Я согласна, — ответила Анна. — А жизнь только тогда чего-нибудь стоит, когда она кому-то нужна.
В другой обстановке эти слова, возможно, прозвучали бы выспренно, но сейчас в них было столько простоты и искренности, что сомневаться не приходилось: такая девушка способна на самопожертвование.
— Я был уверен, что вы меня поймёте, — улыбнулся мужчина.
— Но как вы… как вы решились мне доверить?
— Познакомились с личным делом, поговорили с людьми, понаблюдали… И пришли к выводу, что вы человек честный, надёжный.
— Что я должна делать? — повторила Анна свой вопрос.