В интересах революции
Шрифт:
— Че — легенда, которая никогда не умрет. Он — самый известный из революционеров Латинской Америки, да что уж там, всего мира! Полное имя у великого Че — Эрнесто Рафаэль Гевара Линч де ла Серна. А «Че» — его кличка, он сам так ко всем обращался, у них в Аргентине так было принято. Вроде «Эй, чувак»… Родился в семье архитектора, выучился на врача и стал главной грозой империалистов на двух американских континентах!
Толя обожал Че Гевару. Как можно преклоняться перед побитым молью Ильичом, который, судя по слухам, помер от сифилиса? Настоящий революционер должен остаться молодым навсегда. Должен бороться до конца. Должен жертвовать
Томский начал изучать биографию Че еще на Войковской, а оказавшись в Полисе, просто открыл охоту за книгами о великом Эрнесто. Так рассказать о Че мог только товарищ Русаков… Но даже он слушал Толю, не перебивая. А уж Пьер, Рафаэль и Жан-Батист просто рты разинули.
Томский подробно рассказывал о детстве и юности Эрнесто. Его увлечениях и странствиях по Южной Америке. Жизни в Гватемале и Мексике, подготовке экспедиции на Кубу. Томскому не довелось видеть моря, но пылкое воображение позволило ему повествовать о путешествии на яхте «Гранма» захватывающе и ярко.
Толя с упоением говорил о долгих ночах, проведенных повстанцами у лесных костров. О дерзких планах, мечтах о сражениях, крупных операциях, о победе. Самому рассказчику начинало казаться, что в тупичке пахнет не костром, а дымом кубинских сигар. Он поведал о победе кубинской революции, исторических заявлениях команданте, которые, по мнению Томского, в точности подходили и для описания той идеологической деградации, которая происходит с красными в метро. На Кубе нет условий для становления сталинской системы. После революции работу по перестройке общества делают не революционеры. Ее делают технократы и бюрократы. А они по определению контрреволюционны. Как точно сказано! Примером могли служить и красные, и анархисты, и демократы. Они с головой окунулись во внутренние дрязги, забыли о высоких идеалах и целях.
— Во время своего последнего боя в боливийских джунглях Че был ранен, в его винтовку попала пуля, которая вывела оружие из строя, и в пистолете кончились патроны. Его ранили и взяли в плен, — произнес Томский хриплым от подкатившего к горлу кома голосом. — Перед казнью он сказал своему палачу: «Я знаю, ты здесь, чтобы убить меня. Не дрожи, трус, прицелься хорошенько, ты просто убьешь человека». Смерть Гевары стала страшным ударом для социалистического революционного движения в Латинской Америке и во всем мире. Местные жители начали считать Гевару святым и обращались к нему «Сан Эрнесто де ла Гевара», прося о милостях. Сын богатых родителей, блестяще образованный врач, всегда готовый оказать помощь даже раненым врагам, он положил жизнь на алтарь свободы и равенства! Останки великого революционера нашли и с воинскими почестями перезахоронили в специально построенном мавзолее в городе Санта-Клара. Там, где Че когда-то выиграл решающую для кубинской революции битву…
Когда Томский закончил свой рассказ, на глазах Лумумбы и его товарищей блестели слезы. Русаков отвернулся и покашливал, чтобы не выдавать своего волнения.
— Гевара был героем для целого континента. Для всего мира! Человек умер, а легенда осталась. Сотни тысяч молодых людей мечтали стать такими, как он. Я — мечтаю до сих пор. Потому что для Че справедливость была самым главным в мире. Потому что жизни других людей — угнетенных, несчастных, — были важнее собственной шкуры. Потому что для него революция была не бессмысленной резней, не остервенелой и бессмысленной дракой за власть. Для Эрнесто Че Гевары революция
Толик спустился с дрезины и подошел к комиссару. Тот протянул ему руку.
— Я думал, что нашел отличного бойца для своей Бригады, — произнес товарищ Русаков, играя желваками, — но ошибся. Ты, товарищ, идеологически подкован лучше любого из нас. Я в тебе вижу настоящего друга и боевого товарища, который точно понимает ситуацию и с которым у нас общие идеалы! Мы с тобой одной крови. Мы пойдем за тобой в огонь и воду. Мы прорвем блокаду! Летала виктория сьемпре, товарищ Томский!
Но больше всего Томского поразил Владар. Он тоже пожал ему руку:
— Может, я и богохульствую, Анатолий, но рассказ о Че напомнил мне еще одного революционера, жившего задолго до Эрнесто. В свое время он тоже возглавил борьбу против поработителей иудейского народа и был казнен. Но его слово истины было посильнее любых мечей и ружей вместе взятых. Твой Че тоже искал царство истины. Просто шел к нему немного другим путем…
Томский не успел ответить Кольцову.
— Грязные нигеры! — захлебываясь слюной, зарычал фашист, которому удалось выплюнуть кляп. — Мы очистим от вас метро! Убейте меня, я не могу дышать с этими ублюдками одним воздухом!
Лицо Русакова потемнело. Он царапнул ногтями по клапану кобуры:
— Думаю, надо пойти навстречу господину офицеру и выполнить его желание. Я тоже не могу дышать воздухом, который насквозь пропитан смрадным дыханием этой твари! Ты приговариваешься к расстрелу, клоун. Из своего же собственного пистолета. В интересах революции…
Комиссар выхватил видавший виды «парабеллум», но нажать на спусковой крючок не успел. Толик перехватил его руку:
— Не спеши. Он нам еще пригодится. Есть план. Собирай людей!
Родившаяся у Томского идея пришлась всем по душе. Валявшимся в углу бутылкам нашлось применение. Их наполнили бензином из запасной канистры, Вставили тряпочные фитили и поставили в ящик, который благодаря стараниям Аршинова и Федора освободился от самогона. Лумумба снял пулемет Дегтярева со станины, а Томский — знамя Бригады Че. «Дегтярева» отдали Пьеру. Чернокожий великан вскинул двенадцатикилограммовую машину на плечо с такой легкостью, словно пулемет был пушинкой. Запасной диск Пьер сунул в рюкзак Максим и Банзай научили Вездехода управлять дрезиной: ученик схватывал все на лету. Фашисту вновь заткнули пасть кляпом и накрепко привязали к пустому флагштоку. Наблюдая за приготовлениями, офицер понял все. Замычал, задергался, пытаясь освободиться.
Аршинов ласково пошлепал фашиста по щеке:
— Скоро, мой фюрер, твои желания сбудутся. Считай, что отмучился.
Костер погасили. Лумумба дернул за шнур. Затарахтел двигатель, и дрезина выкатилась в основной туннель. Здесь пришлось сделать остановку. Граната, которую Федор швырнул в паучью нору, разворотила стену, завалив пути обломками бетона.
В расчистке завала участвовали все, кроме Толика. Сослался на усталость, хотя дело было не в ней. Он чувствовал себя отвратительно. Рана горела. Запах бензиновых паров, некогда приятно щекотавший ноздри, теперь вызывал тошноту. Голоса товарищей больно били по барабанным перепонкам, хотя те разговаривали вполголоса.