В интересах следствия
Шрифт:
Единственной добычей стал голубой документ, опять на немецком языке, подписанный все той же Анной Б. Доценко и руководителем Южно-Германской риелторской фирмы Юргеном Коппелем. Это была декларация о намерениях. О намерениях Анны Б. Доценко купить замок в Баварии…
* * *
… Владимир подумал, что владелец сверкающей хромом иномарки притормозил только для того, чтобы отматерить лезущего под колеса странного субъекта в генеральском кителе и старой красной каскетке на голове. Но то ли генеральская форма сработала, то ли им просто повезло. Машина остановилась. Довершили дело несколько
Они ехали молча. Время от времени бомж только бросал коротко:
— У светофора направо! Бери налево! Направо. Еще направо!
Дважды они проехали по одной и той же улице и наконец выбрались на набережную. Напротив сверкающего огнями Дома правительства попали в пробку. На большом трехцветном плакате, прикрепленном к фонарному столбу, красовалась надпись: «Никто не сможет помочь России, кроме нас самих».
— Не жаль на агитки деньги тратить? — проворчал бомж. — России никто не сможет помочь!
Мимо пронесся кортеж черных автомобилей с мигалками, джипы охраны. Крупный, полный собственного достоинства гаишник поднял жезл. Резкая трель милицейского свистка возвестила о том, что трасса освободилась. Поток машин двинулся дальше.
Погладив белое кожаное сиденье, Владимир усмехнулся: «Как бы не пришлось водителю пожалеть, что взял таких пассажиров. Можем испачкать салон».
У большого мрачного дома на Рочдельской улице бомж сказал:
— Под арку, во двор.
— Во двор не поеду, — заартачился водитель.
— Пес с тобой, — согласился Василий. — Тормози.
Они выбрались из машины, и бомж подтолкнул Фризе к воротам. Но во двор они заходить не стали. Молча постояли минуту-две, потом Василий осторожно выглянул в переулок. Машина, которая их привезла, уехала.
— Кажись, пронесло, — с облегчением сказал бомж. Он взглянул на Владимира повеселевшими глазами. — Пронесло. Утекли от Люськи, как тени. Ни один козел не заметил.
— А чего они в доме ищут?
— Трясут нашего брата. Ты еще не врубился?
Фризе промолчал.
— Ну да, ну да! Откуда ж тебе знать наши дела? Придет время… — Генерал небрежно махнул рукой. — Где ночевать собрался?
Фризе неопределенно пожал плечами:
— Попробую еще раз на вокзале.
— Тьфу! Опять загребут. У тебя никаких знакомых в Москве?
— Нет.
— Да? А я надеялся, что имеешь в запасе какую-нибудь бабу. Старую знакомую по киношным делам. Актриску. Ночку отлежаться.
— Сейчас тепло. Можно и на лестнице, и в саду.
— Неужели не понимаешь? Опасно стало нашему брату. Придется в Рочдельских банях отсидеться.
— В банях?
— Пошли. Потихоньку. Что-то я больную ногу натрудил. Бегаю, как заяц. Жратвы в палатке купим — и в баню. Деньжата есть в заначке?
ПЕРВЫЙ ФИГУРАНТ ПРИ СВЕТЕ СВЕЧИ
Лет пять назад, когда Фризе еще служил в прокуратуре, его приятель, художник Миша Неволин, пригласил попариться в Рочдельских банях. Владимир не был поклонником публичных омовений. Предпочитал каждое утро принимать душ у себя дома, а если и парился, то в сауне на даче. В компании одного-двух близких друзей. Но чаще — с большой поклонницей березового веника любовницей Бертой. Баскетболисткой из сборной России.
Но Миша Неволин с таким упоением живописал достоинства Рочдельской парилки, так нахваливал особо сухой и ароматный пар, что однажды Владимир не устоял и почти целый день провел с приятелем и одним пожилым писателем в Рочдельских банях. Обстановка там оказалась простенькой, но задушевной. В раздевалке без суеты и шума закусывали и выпивали. Пространщик разносил в большом чайнике холодное пиво. Соленые огурчики и квашеную капусту приносили с собой. Иногда — отварную картошку. Колбасу предпочитали, как выражался приятель, «грубо зримую». Ветчинно-рубленую или сдобренную чесночком «Отдельную». В перерывах между трапезой наведывались в парилку. Она и правда оказалась прекрасной.
Сейчас, пробираясь вслед за Генералом вдоль высокого дощатого забора, за которым темнело кирпичное здание давно заброшенных бань, Фризе вспомнил это свое первое посещение. И прежде всего ярко представил толстые кружки «грубо зримой» колбасы на ломтиках черного хлеба. Сглотнув слюну, он спросил шепотом:
— Ремонт?
Бомж не ответил. Он что-то сосредоточенно шептал себе пол нос. Фризе показалось, что считал. Время от времени Генерал дергал пахнущие смолой доски. Наконец одна из них подалась. Василий отогнул ее и осторожно просунул голову за забор. Около минуты прислушивался. Потом дернул Фризе за рукав и нырнул вовнутрь. Здесь он шел уже уверенно. Как хозяин. Владимиру показалось, что бомж даже перестал хромать.
Фризе старался запомнить дорогу. Справа, в торце здания, они спустились вниз. Владимир сосчитал — на двенадцать ступеней. Обитая жестью дверь оказалась снятой с петель. Чтобы проникнуть в подвал, бомж сдвинул ее в сторону. А потом, чертыхнувшись, поставил на место.
В подвале пахло сыростью, мочой и падалью. В кромешной тьме они пробирались на ощупь вдоль нагромождения старой банной мебели. Почувствовав, что спутник отстает, Василий предупредил:
— Не спеши, не спеши. Тут и фингал недолго заработать. — Он дождался Владимира. — Давай руку. Чуешь перила?
Бомж помог Фризе нащупать металлический поручень, уходящий вверх. Рука у Генерала была ледяная и шершавая, как наждак.
По привычке Владимир опять стал считать ступени. Оказалось, два марша по двенадцать. Правда, некоторые из них можно было посчитать за ступени лишь условно. Вместо них зияли провалы.
«Чужим здесь без фонаря не добраться, — подумал Фризе. — Поломаешь ноги». В это время в подвале кто-то чиркнул спичкой. Трепетный огонек высветил уложенные штабелями старые банные шкафчики. На некоторых дверцах еще сохранились осколки разбитых зеркал, и зыбкое пламя многократно отразилось в них, создавая иллюзию, что спички зажгли сразу несколько человек. Огонек погас, и Владимир уловил запах дешевого табака.