В исключительных обстоятельствах
Шрифт:
В адрес разведцентра противника ушел столь же лаконичный ответ:
«Все спокойно, болезнь мешает работе. Аппаратура хранится надежно, пробовал пользоваться — не получилось, видимо, неисправна. Сократ».
Через несколько дней Сократу сообщили:
«В Москву приедет наш человек, свяжется с вами по телефону и паролю: «Вам привет от Нандора». Отзыв: «Как он себя чувствует?» Ответ: «Хорошо». При встрече получите помощь и указания».
Бутов слегка нервничает, хотя никто этого не замечает: внешне спокоен, выдержан. А сомнения? Вроде бы отброшены — с точки зрения контрразведчиков Сократ
Первые ходы в начавшейся «игре» сделаны, и уже есть пища для раздумий.
ПОДОПЕЧНЫЙ
Эта трагедия разыгралась в глухом белорусском селе. Всех его жителей, и старых и малых, гитлеровцы пригнали на опушку леса. Белобрысый полицай объявил, что по приказу коменданта за помощь партизанам все они будут расстреляны. В ряду обреченных селян, выстроившихся по краю оврага, бабушка стояла в самом центре. Глаза ее были сухими, и бессильно повисшие руки торчали из коротких рукавов замусоленной куртки. Время от времени она поглаживала головку внучка, прижавшегося к ее коленям. Сережа боязливо смотрел на все, что творилось кругом, на хмурых солдат, на то, как серебристыми искорками поблескивали капли дождя на крыше дома лесничего. А просунувшееся из-за туч холодное осеннее солнце умиротворенно поглядывало на людей, которым осталось жить на этой земле считанные минуты.
Грянул залп — и бабушка, широко раскинув руки, рухнула наземь, прикрыв своим телом чудом оставшегося в живых внучонка: пуля пролетела над его головой. Долго, допоздна, пролежал он тут, на пропитанной кровью стылой земле, не смел пикнуть, подняться. И вдруг снова раздались выстрелы, и в наступившей затем тишине Сережа услышал голоса русских. В тот вечер партизаны сполна рассчитались с гитлеровцами за их злодеяния, за расстрелянных женщин и детей.
Мальчонку партизаны переправили на Большую землю, в Москву, к дяде, — отец Сергея погиб на фронте в боях под Москвой. Дядя, крупный инженер, ученый, часто и надолго уезжал в командировки, так что Сергей по существу жил один, в богатой отдельной квартире, чем не преминули воспользоваться дружки — из тех, кто до добра не доводит. К счастью, Сергей оказался в поле зрения чекиста, умеющего неведомо как извлекать из глубин человеческих неприметное поверхностному взгляду хорошее и радоваться, когда это удается. Бутов немало повозился с Крымовым. Они встречались, подолгу беседовали. Полковник даже цитировал на память Омара Хайяма:
«Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно, немало, два важных правила запомни для начала: ты лучше голодай, чем что попало есть, и лучше будь один, чем вместе с кем лопало».
И ему удалось оторвать Сергея от юных шалопаев, гуляк, валютчиков и фарцовщиков. Прошло немало времени, пока Сергей Крымов образумился, женился на Ирине, приемной дочери Рубина, и вроде бы не без успеха стал пробовать свои силы в журналистике. Тем не менее полковник продолжает его опекать: «Растение хрупкое, того и гляди сорняки заглушат».
На этом поприще у полковника появился хороший помощник — Ирина. Сергей познакомил ее с Бутовым, когда ходил еще в женихах. И тогда Ирина совершенно неожиданно для себя открыла совсем не ведомую ей дотоле сферу деятельности чекистов — возвращение заблудившихся на путь истинный. Обычно замкнутая и немногословная, она однажды разоткровенничалась.
— Виктор Павлович, я не предполагала такого за людьми, вашей профессии. Спасибо вам за Сергея, за все, что вы сделали для него, а значит,
...В тот день Бутов позвонил на квартиру Рубина. К телефону подошла Ирина.
— Здравствуйте, Виктор Павлович! Спасибо, что не забываете нас. Здоровье Захара Романовича? Как вам сказать, не очень. Уснул. Благодарю. Непременно передам. Да, понимаю... Дела... Вы очень нужны Сергею, он хочет с вами о чем-то посоветоваться... Сейчас его нет дома. Когда? Не знаю, сказал, что по заданию редакции куда-то поедет, возможно, задержится.
— Пусть позвонит, номер телефона знает.
ИНТЕРВЬЮ С ОТСТУПЛЕНИЯМИ
К ответственному секретарю редакции Крымов ворвался пулей.
— Есть фитиль! В Москву приехала Аннет Бриссо. Из Парижа, туристка... Для встречи с нашим ученым, Поляковым. Они друзья по французскому Сопротивлению, были в одном отряде маки. Здорово, а? Хочу сделать интервью, как считаете? А?
— Крымов, когда вы перестанете «акать»? Объясните толком — кто такой Поляков?
— Это дядя моего лучшего друга, Васи Крутова... С большой сибирской стройки. Я уже о нем рассказывал... Был в отпуске в Москве, ну и познакомил с дядей. Милейший человек, профессор — микробиолог и лирик. Пишет стихи. Я вам покажу, может, тиснем...
Несмотря на солидную разницу в возрасте, Сергей Крымов и Михаил Петрович Поляков подружились. Журналисту всегда было интересно в его обществе. Крымов не раз бывал у профессора, обладавшего поистине неотразимым обаянием. Журналист любил слушать рассказы этого человека с острым, живым, чуть насмешливым взглядом зеленоватых глаз, с резкими, энергичными движениями рук — на левой было только три пальца: это от войны. После отъезда Васи профессор, старый холостяк, радушно встречал приятеля любимого племянника. Они пили на кухне чай с бутербродами из институтского буфета, затем удалялись в профессорский кабинет, где все стены были заставлены книжными стеллажами. Сутулый, как все, кому приходится подолгу работать за столом, Михаил Петрович, уютно устроившись в старинном кресле, рассказывал любопытные истории из жизни великих бактериологов. Поляков мог часами говорить о покорителях микробов.
Однажды Крымов спросил:
— Михаил Петрович, вы медицину избрали по любви или...
— Или не прошел по конкурсу на филологический в МГУ? Это вас интересует? Так?
— Будем считать, что так.
— Позвольте, молодой человек, сослаться на биографию великого Алмрота Райта. В юности он мечтал приобщиться к музам и чуть было не избрал литературу. Но отсоветовали, убедили: «Если у вас прорежется талант писателя, то опыт медика, знатока жизни и смерти, свидетеля человеческих трагедий и радостей, будет бесценным». Кем был для человечества Алмрот Райт, известно всем. Известны и ухабы, что были на его жизненном пути.
— Полагаю, Михаил Петрович, что и ваша жизнь...
— И в моей жизни ухабов было немало. — Профессор насупился и умолк,
— Я вас слушаю, Михаил Петрович... Только нельзя ли заглянуть в ваши более ранние годы жизни? Мне Вася так много рассказывал и о вас, и о людях земли, взрастившей вас... Ваш племянник прямо влюблен во Владивосток.
— Этот город нельзя не полюбить. Кто жил во Владивостоке не на чемоданах, не отсчитывал, сколько дней по договору осталось до отъезда, тот навсегда прикипел к нему. А сейчас, уж коль в вас так взыграла журналистская любознательность, расскажу о крае нашем, ну и немного о человеке, который вырос в этом краю и с гордостью говорит: «Я с Дальнего Востока».