В изоляции
Шрифт:
Медленно.
Я стал нежно её целовать, мой язык порхал по коже, наслаждаясь её вкусом. Мои руки были везде на её теле, и я чувствовал, как она извивается и выгибается подо мной, добиваясь большего давления. Я так хорошо знал её тело. Каждое движение было естественным, неторопливым, безопасным.
Она стонала мне в рот и прижималась ко мне бёдрами. Я толкался в неё, не прекращая давление и вращение бёдрами, пока не почувствовал, как она стиснула меня, а затем расслабилась. Удерживая рукой её
Я остался в ней, прижимая её тело к своему, и тяжело дышал, уткнувшись в её кожу. Жар от огня был почти болезненным, но мне было всё равно. Мне не хотелось даже шевелиться.
— Я люблю тебя, Эван, — прошептала Лиа. — Я так сильно тебя люблю.
Недолго думая, я размахиваюсь рукой, и кусок дерева летит, пробивая дыру в гипсокартоне над диваном. Но этого недостаточно. Следующее полено тоже взлетает в воздух. Затем ещё одно и ещё. Когда все дрова заканчиваются, я хватаю кочергу и начинаю крушить все светильники в комнате.
Каждое движение сопровождается криком. Каждый удар – это очищение.
Но этого всё равно недостаточно.
Я падаю на колени посреди обломков и прижимаю ладони к глазам. Пытаюсь сглотнуть, но это больно. Я не могу глубоко вздохнуть, и мои лёгкие горят, как только я пытаюсь это сделать. Вместо этого, я лишь хватаю ртом воздух.
Каждая клетка моего тела болит. Я не знаю из-за чего: потому ли, что причинил себе боль, когда всё здесь рушил, или потому, что измучен. Холод моего тела проникает в самое сердце, и я не могу перестать дрожать. Я слепо хватаюсь пальцами за диван, пытаясь найти одеяло, которое всегда держала там Лиа, и накинуть его на плечи. По крайней мере, я согреваюсь, но мои пальцы онемели.
Я опускаюсь на пол, ложусь на своё вывихнутое плечо, и как бы больно мне ни было, не двигаюсь. У меня раскалывается голова. Когда мои глаза открыты, я ни на чём не могу сосредоточиться, поэтому я держу их закрытыми. Давление внутри глаз грозит взорваться, но я, задержав дыхание, не даю ему вырваться.
Я опоздал. Она ушла. Она, блядь, ушла.
Понятия не имею, как долго я там лежу, пытаясь дышать и стараясь не думать. Ничего не получается. Я всё прокручиваю в голове случившееся, стремясь понять, где ошибся. Может, я выбрал неправильный отходной маршрут? И, если бы я появился на пару дней раньше, она всё ещё была бы здесь? А может, мне следует собрать сумку и лететь ближайшим рейсом в Аризону?
Когда я, наконец, открываю глаза, то вижу иракского подростка, прислонившегося к раздвижной стеклянной двери на крыльцо. Его руки скрещены, и он смотрит на меня. Я наблюдаю, как, он приближается и опускается на пол. Он садится передо мной по-турецки и пристально глядит на меня.
— Ты облажался.
— Я собирался всё уладить, — говорю я ему.
— Нет, неправда.
— Мне просто... мне просто нужно всё объяснить. Сказать ей, что я не мог уйти раньше, но теперь всё изменится.
Он скептически поднимает бровь.
— Я могу ей позвонить, — шепчу я. — Могу сказать ей, что теперь всё хорошо. Пообещаю больше такого не делать.
— Это будет ложью.
— Серьёзно, —
— Надолго ли? — спрашивает он. — Как скоро потребность убивать приведёт тебя обратно к Ринальдо? Как скоро преданность ему перевесит твою нужду в ней?
У меня нет ответа.
Парнишка придвигается вперёд, и я вздрагиваю. Он кладёт ладони на пол и наклоняет голову вниз, пока мы не оказываемся лицом к лицу.
— Ты убийца.
Я сглатываю. Открываю рот, желая возразить, но не могу.
— Я... я изменюсь... — Я не верю своим словам даже, когда сам их произношу. Я глотаю воздух и пытаюсь сесть, но моё тело не переставая содрогается.
— Ты её не заслуживаешь.
Когда я слышу эти слова и признаю их истину, то всё напряжение отпускает моё тело. Я снова оседаю на пол, закрыв голову руками. Воздух вокруг меня такой тяжёлый, просто гнетущий. Я не могу пошевелиться.
У меня нет никаких причин двигаться.
Я знал, что этот день настанет. В глубине души я всегда это знал. Когда мы покинули Чикаго, чтобы сбежать от той жизни, которую я вёл, мои намерения были чисты. Я планировал выйти из бизнеса и жить с Лиа спокойной жизнью.
Мне следовало хорошо подумать, но это именно то, чего я хотел в то время.
Невозможно было держаться подальше от той жизни. Ринальдо потребовалось шесть месяцев, чтобы связаться со мной после моего отъезда из Чикаго, но, если быть честным, я обрадовался, когда он это сделал. Стрельба по мишеням никогда не была для меня достаточной. Я жаждал настоящего выстрела – настоящего убийства. Я взялся за предложенную работу, сбежал от Лиа под каким-то неубедительным предлогом, и улетел туда, где мне нужно было появиться, чтобы прикончить того, на кого указал Ринальдо. Сначала это была всего пара заданий, но они становились всё более частыми.
Зато теперь он думает, что я мёртв.
Сколько бы времени прошло до того, как Ринальдо всё выяснил бы? Сколько бы времени прошло до того, как моё собственное желание вернуться к прошлой жизни помешало бы мне проводить время с Лиа? Продержался бы я хотя бы год, прежде чем начал бы искать информацию о деятельности Ринальдо с мыслями о том, чтобы сделать всё возможное и помочь ему?
Я не могу винить Лиа за то, что она ушла. Хочу, но не могу.
Мои плечи дрожат, и я не понимаю, вспотел я или плачу. Я зажмуриваю глаза, и знаю, что, если открою их, мой настойчивый фантом по-прежнему будет там. Я не хочу его видеть. Не хочу смотреть ему в глаза и понимать, что он прав.
Я не могу измениться.
Я падаю на живот, больше не в состоянии контролировать рыдания, когда образы Лиа прокручиваются в моей голове. Моя нога упёрлась во что-то острое. Может быть, она даже поранена, но мне всё равно. Я закрываю глаза, но не могу остановить свои мысли. Она проникла в каждый уголок моей души.
В первый раз я вижу её, когда она подходит к моей хижине в Аризоне. Я вижу её через прицел моего «Барретта», когда беспорядочно обстреливаю близлежащий парк. Я вижу её, когда она обнимает меня, говорит, что всё будет в порядке, и проводит пальцами по моим волосам.