В Калифорнии морозов не бывает

Волчок Ирина

— А кто ваши родители?

Она, кажется, удивилась, но ответила:

— Отец — инженер, мама — преподаватель.

Я тогда подумал: зачем она скрывает правду? Ведь я уже знал, что скоро они уезжают работать за границу. Простые инженеры и преподаватели за границу работать не ездят. К тому же, Георгий мне рассказал про машину с шофёром в какой-то форме, на этой машине за ней отец приезжал. Все знают, что простым инженерам не полагаются машины с шофёрами. Я подумал: может, её отец — засекреченный инженер, вот она и не говорит. В то время нельзя было о таких вещах рассказывать, даже опасно. Если её отец кто-то из засекреченных, то многое становилось понятным. То, как она держится, как говорит, и что в любом кругу

будто в стороне от всех. Можно было и раньше предположить, что вообще весь её круг — в стороне от всех. Я даже удивился, как это раньше не догадался. Ведь Марк почти прямым текстом говорил: «С высоты её положения не видно разницы даже между королём и всеми остальными». Вроде бы, как-то так. За точность цитаты не поручусь, но смысл тот же.

Но если у неё отец — из засекреченных, тогда никакой точной информации мне найти всё равно не удастся. Хотя одной этой информации уже достаточно. Конечно, если это точная информация, а не мои домыслы. Я тогда подумал: у меня никогда не было, чтобы я не находил информацию. И выводы из полученной информации делал всегда верные. А с ней — как будто нарочно кто-то путает. Наверное, так моё сумасшествие на меня действует. Мама всегда говорит, что оценивать информацию, делать из неё выводы и на их основе принимать решения можно только с холодной головой. Это правильно, я сам в этом неоднократно убеждался. Просто тогда у меня не было холодной головы. У меня уже никакой головы не было, одно сумасшествие.

Мы подъехали к редакции, вышли из машины и все вместе вошли в здание. Милиционер на вахте увидел её, поднялся, заулыбался и спросил:

— Что так поздно?

Потом посмотрел на нас с Марком и сказал:

— Ваши пропуска.

Марк захихикал себе под нос и сказал:

— А мы с ней.

Она сказала милиционеру:

— Алёша, ты что, не узнал? Начальство надо знать в лицо. Но мы не собираемся подниматься, мы от тебя позвоним, если ты не против.

Милиционер переставил телефон со своего стола на стойку, которая отгораживала его угол, и она стала звонить родителям, а Марк заговорил с милиционером о каких-то пустяках. Я стоял и думал, что никогда не знал имени ни одного милиционера. На вахте у нас дежурят по два милиционера в день, всегда разные. Их всех запомнить просто невозможно. Я думал: это странно, что она кого-то из них запомнила. Потом я подумал: наверное, она раньше этого парня знала. Может быть, он её отца охранял, мало ли… Если её отец — действительно из засекреченных. Я это сразу вбил себе в голову, а холодной головы у меня тогда уже не было.

Она положила трубку, обернулась ко мне и сказала:

— Вы ведь тоже кому-то хотели позвонить.

Я даже не сразу понял, о чём она говорит. Потом вспомнил, как наболтал, что можно пригласить Георгия, Володю, ещё кого-нибудь. Даже расстроился, но всё-таки решил позвонить. В конце концов, вечер пятницы, вряд ли они дома сидят, особенно Георгий, так что можно и не застать. Или вообще не дозвониться.

Но они оба сидели дома, даже Георгий, как ни странно. Оба обрадовались приглашению, спросили, когда можно приезжать. Я сказал, чтобы они между собой перезвонились и договорились, вместе ехать удобней. Ещё я сказал Георгию, чтобы он позвонил Нине и от моего имени передал ей приглашение. Он удивился, но согласился, только сказал, что не знает её телефона, поэтому поищет по общим знакомым. Это было странно, у нас все считали, что у них роман, даже поговаривали о скорой свадьбе. Я тогда подумал, что люди удивительно мало знают об окружающих, даже о тех, с кем вместе работают. И ещё подумал, что Георгий, может, просто врёт, потому что не хочет ехать с Ниной на дачу, где будет другая девушка, которая интересует его в настоящий момент. Эта мысль меня расстроила, я очень пожалел, что позвонил Георгию. Мама всегда говорит, что надо сначала думать, а

потом делать. Я всю жизнь именно так и поступал. Но тогда я уже не мог думать. Делал глупость за глупостью. Настоящее сумасшествие.

Пока я звонил, Марк и она ушли ждать в машине. Я вышел и увидел, что они оба сидят на заднем сиденье, разговаривают о чём-то очень тихо, как будто по секрету. Я сел за руль и сказал:

— Всех обзвонил, кого застал. Кто сможет, тот приедет завтра до обеда. Ну, едем?

Я не стал предлагать ей пересесть на переднее сиденье. Я тогда подумал: если у неё с Марком какие-то секреты, то это будет нетактично и даже грубо. Как будто я намеренно хочу их разлучить. Но Марк сам её спросил, не хочет ли она сесть вперёд. Она сказала, что ей всё равно, но вперёд пересела.

Она опять молчала всю дорогу, а Марк на заднем сиденье опять без конца говорил, с кем он хотел её познакомить, с какими нужными людьми, а она отказалась. Марк называл такие фамилии, что я тогда подумал: наверное, он шутит. И ещё мне стало как-то обидно. Мы с Марком уже сколько лет вместе работаем, но он ни разу не предложил мне познакомиться с такими людьми. Он ведь должен был понимать, что мне такие знакомства гораздо нужнее, чем ей. То есть, такие знакомства всем нужны, и ей бы тоже пригодились, даже несмотря на её другой круг, но ведь она сама отказывалась. Я спросил у неё:

— Вы почему не хотите с ними знакомиться?

Она сказала:

— Да нет, я ведь знакомлюсь… Только на банкеты ходить не хочу. Марк Львович поэтому сердится.

Я спросил:

— А почему вы не хотите ходить на банкеты?

Она задумалась, как будто вспоминала причину, почему она не хочет ходить на банкеты, потом пожала плечами и сказала:

— Там не интересно.

Марк опять захихикал себе под нос.

Я тогда подумал, что вот сейчас можно начать разговор о том, на каких банкетах она была, почему там скучно, где ей весело… Ну, как бы между прочим узнать что-нибудь о её образе жизни. Но она вдруг сказала:

— Сейчас нас остановят гаишники.

Я никаких гаишников не видел, но машинально сбросил скорость. И тут же увидел, как из-за кустов вышел гаишник и поднял полосатый жезл. Я проехал немного вперёд, остановился, быстро приготовил документы, проверил, есть ли в кармане деньги — я на такой случай в кармане всегда мелкие бумажки держу, — и вышел из машины. Пока шёл навстречу гаишнику, заметил, что за кустами — съезд на грунтовку, и прямо на съезде стоит гаишная машина, кажется, в ней ещё двое сидели. Я тогда подумал: хорошо, что они все к шоссе не вышли, а то бы стоять мне здесь неизвестно сколько. Гаишники мою машину останавливали для того, чтобы как следует рассмотреть. Чем их больше собиралось, тем дольше осматривали. И так уже довольно поздно, а нам ехать еще минут пятнадцать.

Гаишник козырнул и сказал:

— Сержант Калинин, ваши документы. Это что ж за машина у вас такая?

Я подумал: ну вот, начинается. Протянул ему права и сказал:

— Это «Шевроле».

Но он права не взял, стоял и смотрел мимо меня на машину за моей спиной, и руку так и держал у виска. Я подумал, что он сейчас обязательно подойдёт к машине, а потом ещё и своих позовёт, чтобы те тоже посмотрели, и не известно, сколько времени всё это займёт. Я сказал:

— Извините, я очень спешу.

И вытащил из кармана деньги.

Гаишник даже не посмотрел на деньги, всё стоял с рукой у виска и молчал. И смотрел мимо меня на машину. Я оглянулся и понял, что он смотрит не на машину. От машины в нашу сторону шла она, так что никакой машины гаишник уже не видел. Стоял с рукой у виска и таращился на неё так, как будто не верил собственным глазам.

Она подошла, остановилась прямо перед гаишником и сказала:

— По-моему, я вас где-то видела.

Гаишник кивнул и сказал:

— Сержант Калинин, ваши документы…