В команде Горбачева: взгляд изнутри

Медведев Вадим Андреевич

Стали раздаваться требования чуть ли не немедленного созыва чрезвычайного съезда КПСС. В подавляющем большинстве случаев они исходили от партийных функционеров, не принимающих перестройку, не способных на коренные перемены, явно или тайно осуждающих линию горбачевского руководства. Они надеялись, что съезд отвергнет эту линию и вернет все на круги своя. Но с идеей чрезвычайного съезда, очевидно, не задумываясь над ее последствиями, носились и радикально настроенные реформаторы в партии. Результат чрезвычайного съезда, по моему убеждению, тогда мог быть только один — поражение реформистских сил, консервативный поворот, возврат к старому.

Я чувствовал, как Горбачева мучает ситуация

с партией. Он понимал, и я его в этом отношении поддерживал, что без партии не обойтись — не удержать управление страной и не осуществить демократическое обновление общества, сопряженное с крутой ломкой общественных отношений. И в то же время видел, что для этого нужно коренное обновление самой партии, а оно наталкивается на упорное сопротивление и даже контрнаступление консервативных сил.

После XIX партконференции прошел лишь год. Потенциал ее решений еще не был исчерпан. Для нового съезда надо было наработать сумму новых идей, создать новый программный документ, пересмотреть устав, выработать линию социально-экономического развития страны на предстоящий пятилетний период. Иначе говоря, нужно было сформировать такую мощную идейно-теоретическую и политическую платформу, которая позволила бы на новом этапе сплотить партию или во всяком случае ее основной массив вокруг перестроечных целей и задач.

К этому мы не были готовы. Требовалось время. И не только для того, чтобы подготовить доклад и резолюции, а прежде всего для того, чтобы произошел поворот в массовом партийном сознании в пользу глубоких демократических перемен или во всяком случае более или менее четкое размежевание.

Не терпели отлагательства и очередные дела. Полным ходом шла подготовка Пленума по вопросам национальной политики партии. Общество ждало ответов на самые животрепещущие вопросы в этой области, критической переоценки традиционных подходов, чтобы найти ключ к решению острейших межнациональных конфликтов, которые сотрясали страну. На очереди дня — изменения Конституций союзных республик, проведение выборов народных депутатов республик и местных советов, формирование органов власти и управления на местах. И, конечно же, экономическая реформа, которая все более глохла под воздействием консерватизма и популизма, под ударами политической борьбы, а ситуация в стране продолжала ухудшаться.

Исходя из всего этого и была выработана позиция приблизить проведение партийного съезда, но провести, как полномасштабный очередной форум, используя его подготовку и проведение для активизации и сплочения прогрессивных перестроечных сил.

Предполагалось усилить работу по передаче реальной власти Советам и превращению партии из ядра государственной власти в общественно-политическую организацию, освободить партийные органы от вопросов, входящих в компетенцию государственных органов, не позволять соответствующим руководителям прикрываться партийными решениями и уходить от ответственности, не настаивать на замещении одним лицом постов первых секретарей партийных комитетов и председателей советов.

В головах партийных кадров много ностальгии по прежним временам, когда раздавались команды и указания по всем направлениям общественной жизни всем государственным и общественным организациям, хозяйственным органам, и они безоговорочно исполнялись ими. Все сильнее проявлялось противопоставление центра и мест, звучали обвинения в адрес центра за недостаточность или даже отсутствие ясных и исчерпывающих директив, за критический настрой в средствах массовой информации.

Надо было продолжать настойчивые усилия, чтобы шаг за шагом преодолевать старые привычки и стереотипы, перемалывать их, переплавлять в горниле новой общественной практики.

С учетом того, что проблемы

перестройки партийных структур и партийной работы оказались в эпицентре событий и общественных дискуссий, было решено провести совещание первых секретарей ЦК республиканских компартий, крайкомов и обкомов партии. Оно состоялось 18 июля.

Горбачев произнес реформаторский, но хорошо сбалансированный доклад. Что касается выступлений, то наряду с прежними, твердокаменными мотивами, хорошо известными по апрельскому Пленуму и прозвучавшими на сей раз из уст Бобыкина (Свердловск), Масалиева (Киргизия), Месяца (Московская область), заметными оказались и серьезные подвижки в сторону реализма у Назарбаева, Володина (Ростов) и других. Сравнительно спокойным оказалось выступление Лигачева, но зато поразил всех Рыжков. Практически ничего не сказав о деятельности возглавляемого им правительства, о нарастании кризиса в экономике, о планах и намерениях по предотвращению ее развала, он обрушил тяжелую критику на партию и, что уж совсем странно, на Политбюро и Генерального секретаря. Причем, это не было похоже на самокритику, а скорее походило на взгляд со стороны. Долго еще после совещания вспоминали этот демарш Рыжкова (что бы это значило?), много ссылок делалось на его выступление представителями ортодоксальных сил в партии.

Не вступая в открытую полемику с Рыжковым и другими ораторами, я в своем выступлении говорил о взаимодействии экономических, политических и идеологических факторов, приведших к нынешней сложной ситуации в стране, о неправомерности попыток все свалить на центр, на средства массовой информации, о перестройке идеологической работы. А на заседании Политбюро, обсуждавшем итоги совещания, я поднял вопрос о том, что в критике и оценке деятельности руководства со стороны членов Политбюро должны соблюдаться определенные этические нормы: это следует делать прежде всего в рамках самого Политбюро, для чего, по моему мнению, есть все необходимые условия. И только в том случае, если это не дает результата, апеллировать к более широкой аудитории.

Никто из коллег эту тему не затронул, хотя в кулуарах она бурно обсуждалась, никто не отреагировал на мое замечание ни в плане поддержки, ни в порядке возражения. Самое удивительное, что даже Лигачев, который не упускал случая «поправлять» главу правительства, на сей раз прошел мимо. Я думаю, в отношениях между ними начались перемены, на почве критического отношения к Горбачеву наметилось определенное сближение. Не «вышел» на эту тему напрямую и Генсек. Ему тут было просто не с руки, да и, вероятно, между ним и Рыжковым состоялось какое-то объяснение.

В августе во время отпуска (я проводил его в Мухалатке неподалеку от Фороса, где, по-моему, первый год отдыхал Горбачев) по телефону шел регулярный обмен мнениями относительно намеченного на сентябрь обсуждения проблем национальной политики партии на Пленуме ЦК КПСС. Генсек вынашивал план нового существенного обновления Политбюро и Секретариата ЦК, советовался по конкретным лицам, в частности, по партийным руководителям Украины, Москвы, Ленинграда. Тогда же впервые возникли фамилии будущих секретарей ЦК Гиренко, Шенина, Манаенкова и других.

Я предложил на этот раз привести в действие главный резерв — коллективную отставку Политбюро, чтобы развязать руки Генсеку в формировании нового состава Политбюро. У меня не было сомнений в том, и что его полномочия будут подтверждены, и именно ему будет поручено сформировать новое Политбюро. Можно было бы упразднить Аграрную комиссию и аграрный отдел в ЦК, существование которых наряду с соответствующими подразделениями по социально-экономическим проблемам выглядит анахронизмом. Зато создать комиссию и отдел по межнациональным отношениям.