В коммандо
Шрифт:
Месяцы, проведенные рядом с Ледисмитом, были для большинства из нас самыми утомительными за всю войну. Делать было практически нечего, а жара среди раскаленных солнцем каменистых холмов была ужасна. Единственное наше занятие было не из приятных и заключалось в основном в несении караульной службы днем или ночью. Вначале это было особенно тяжело. Позднее мы должны были подниматься на копье по вечерам, сменяя друг друга, чтобы проводить там долгие ночи, причем наши пустые палатки были совсем недалеко за нашими спинами.
Когда утром мы возвращались со скатками на спине, смертельно уставшие, то просто шлепались на камень, и сидели, ожидая чашки кофе, или просто любовались прекрасным
Из-за предвзятого отношения к людям со стороны офицеров многие буры отпуска не получали, другие получали очень редко, следствием чего были постоянные ссоры. С другой стороны, многие бюргеры получали отпуск и иногда не возвращались из него – с ведома офицеров или без оного. Поэтому неудивительно, что мы никогда не были в полном составе.
Все эти проблемы не давали генералам возможности осуществить их планы.
К счастью, многие бюргеры были здесь по своей воле, и если нужно было сражаться, они всегда добровольно шли в бой. Было примечательно, что те, кто был под началом способного генерала, дрались хорошо, в то время как те, кто был под началом плохого или неспособного генерала, сами были очень слабы. Иногда некоторые бюргеры, проявив инициативу, творили настоящие чудеса. Иногда, чтобы скоротать время, мы играли в какие-нибудь игры, но особенно расслабиться нам не давали. Иногда, когда все лениво валялись на земле, раздавался сигнал тревоги. Нам приходилось вскакивать, искать лошадей, седлать их, разбирать оружие и патронташи. Но через некоторое время и к этому мы привыкли. Крик: «Англичане идут! По коням!» стал шуткой.
Когда мы не были заняты в охране, то сидели или лежали, слушая вечерние звуки и пение псалмов на соседних фермах. Иногда мы подтягивали. Особой музыкальностью мы не отличались.
Больше всего мы любили дневные часы. В это время нам часто выпадал случай пострелять по неосторожным англичанам на Роойрандьес. Некоторым из наших молодых ребят нравилось думать, что они находятся в постоянной опасности. Время от времени над нашими головами пролетал снаряд, что вызывало приступы хохота у целого коммандо, прятавшегося среди камней.
Тогда мы все еще чувствовали, что настоящая война еще предстоит. Когда, некоторое время после нашего нападения на Роойрандьес, мы пошли на запад от Ледисмита, чтобы атаковать Платранд, мы чувствовали себя не в своей тарелке, хотя и вызвались добровольно. Это была прекрасная поездка в темноте, галопом, но, когда мы прибыли а Платранд, оказалось, что там не собралось столько людей, сколько было нужно, и мы уехали обратно, довольные тем, что нам не пришлось идти в атаку. Разве мы сами не решили более не атаковать Роойрандьес?
Подрыв орудия в Ледисмите – один из эпизодов войны, который мы вспоминаем с чувством позора. Спустя несколько дней после того, как «Длинный Том1» был взорван на холме Умбулвана, к востоку от Ледисмита, я предупредил нашего фельдкорнета, что враг по ночам активно шпионит рядом с нашим расположением. Будучи в карауле, мы могли отчетливо слышать скрип седел и ржание лошадей перед нами. Я предсказал повторение того, что случилось на Умбулване. Фельдкорнет обещал, что этой ночью охрана будет удвоена. Утром те из нас, кто не был в карауле, были разбужены громким криком 'Ура!' из глоток нескольких сотен англичан, которые взорвали два орудия на горе справа от нас, совсем рядом с нами. Мы побежали к своим позициям, спотыкаясь и запинаясь за камни и падая, не зная, что делать, и ожидая хаки в любой момент. Это был первый раз, когда мы стали свидетелями ночного боя, и это было жутко. Мы видели вспышки от выстрелов и от разрывающихся пуль, слышали грохот выстрелов и крик, но не могли участвовать в сражении, так как нам восьмерым не разрешили оставить свои положения. Время от времени пуля падали рядом с нами, а артиллерия Свободного Государства, расположенная на горах справа от нас, стреляла по врагу, едва не задевая нас в темноте.
Когда рассвело, мы пошли, чтобы посмотреть на мертвых и раненых, возможно из чувства бравады, возможно чтобы привыкнуть к их виду. Храбрый враг дорого заплатил за эту операцию. Число своих убитых и раненых англичане знали лучше нас, потому что имели достаточно времени, чтобы унести их с собой. У нас было только четверо убитых и несколько раненых. Среди убитых были Нимейер, получивший несколько штыковых ранений, ван Зил и Вильерс. Потт был тяжело ранен.
После этого мы были, конечно, вдвойне осторожны. Мы так никогда и не выяснили, на ком из часовых лежала ответственность за эту неудачу. Обвинялись в этом Купер и Тоссель. Их арестовали и послали для разбирательства в Преторию, но и там следствие ничего не выяснило. Есть основания считать, что наши бюргеры под Ледисмитом не раз были виновны в предательстве. Правительству с самого начала следовало бы принять строгие меры против предателей и шпионов.
Спустя несколько дней после взрыв орудия я растянул левое колено, которое уже повредил еще до начала войны. Генерал Эрасмус дал мне отпуск на неограниченное время, чтобы я мог поехать домой. По пути домой я обогнал, не зная об этом, моего брата Виллема. Он приехал из Голландии, где учился, чтобы принять участие в войне.
Какая была встреча с родственниками и друзьями! Как много надо было рассказать! Тогда еще перемен было не так много, а сколько могут теперь рассказать родственникам буры, вернувшиеся из дальних стран! Будет, увы, много горя, потому что многие погибнут на той войне, и многие пожертвуют жизнью за свою страну!
III. Восьмидневное сражение при Тугеле – Разговоры о вмешательстве –Освобождение Ледисмита
Прежде, чем мое колено было окончательно вылечено, я возвратился к Ледисмиту. Первым, что попало мне на глаза по возвращению в лагерь, был воздушный шар, висевший в небе над Ледисмитом. Он выглядел, как большой крокодилий глаз, потому что казалось, что он следит за всеми моими движениями. Когда я ходил, чтобы найти лошадь или принести воды, он стоял высоко в небе, и у меня было ощущение, что он следит только за мной, и казалось, что в любой момент на меня упадет снаряд.
Мы никогда не видели столько мух, сколько их было под Ледисмитом. Есть нужно было очень быстро, потому что они делали процесс еды почти невозможным. К счастью, я пробыл там недолго, как к концу января 1900 года часть нашего коммандо, включая моего брата и меня, была послана к Тугеле в качестве подкрепления. Пути туда было четыре с половиной часа, и дорога была трудной, потому что враг пытался перерезать нам путь. Прибыли мы в тот же день, спустя всего два дня после того, как враг попытался обойти Спионоскоп с правой стороны и потерпел поражение. Приближаясь к высоким горам рядом с Тугелой, мы слышали все более отчетливый шум винтовочных выстрелов, прерываемых ревом орудий и стрекотом наших «пом-помов2», которые заставляли наши сердца трепетать, а сердца наших врагов сжиматься от ужаса. Поскольку мы мчались вдоль подножия гор, пули, которыми враг осыпал верхнюю часть горы, чтобы прижать буров к земле, поднимали пыль вокруг нас.