В круге света (сборник)
Шрифт:
Полюбовались мы на эту красоту пару дней и стали уже привыкать, как вдруг однажды утром видим, что все куски шланга общей протяженностью метров этак около сорока грубо сорваны и разбросаны по всей дорожке.
Какой-то вандализм прямо! Стоим, размышляем, кому это надо? Взрослому человеку? Так у него и без нас дел полно. Пьяному? Так он бы еще и цветы потоптал, а цветы нетронуты. Скорее всего, дети, только дети ночью у нас не ходят. Пороптали, да вновь надели шланги на оградки. Назавтра приходим – та же картина. Ну что за свинство! Кому это нужно?! И вот такое свинство несколько дней подряд.
Наконец звонит мне староста:
– Батюшка, я почему-то уверена, хулиганят у нас вороны, что-то мне подсказывает, это они.
Я вспомнил, как года три назад мы наблюдали такую картинку. У нас на крыше церковного дома строители оставили лесенку и, для того чтобы она не слетела, привязали ее веревочкой. Так что вы думаете – две галки за день эту веревочку умудрились развязать и стащить. Ну ладно, веревочку еще можно приспособить для нужд в гнезде, но резиновые шланги? Зачем их с таким упорством каждое утро стаскивать с мест и бросать здесь же, на тротуаре? Если они тебе нужны, забирай. Так нет же!
Звонят мне рано утром и просят немедленно причастить умирающего. Садимся в машину и едем в храм. Еще только светает. Прохожу в калитку и вижу: по дорожке разгуливает пара ворон, шланги пока на месте. Вороны меня тоже увидели, взлетели и опустились тут же, на ограду. Сидят и смотрят своими большими круглыми глазищами.
Вот они, думаю, две хулиганки. Или два хулигана, попробуй их разбери. Можно, конечно, закричать на них и даже бросить чем-нибудь. А толку? Отлетят на пару метров, сядут на тот же самый забор и прокаркают: «Какой, однако, у нас батюшка неразумный, камнями кидается. Пожалуй, мы ему за это цветочки-то повыдергиваем».
И в тот момент мне внезапно пришла в голову мысль поступить так, как это иногда описывают в житийной литературе. Я решил подобно Франциску Ассизскому попробовать убедить ворон больше не трогать наши скромные игрушки. Поскольку определить вороний пол мне не удалось, то и обратился я к ним старым проверенным нейтральным обращением:
– Товарищи вороны! Прошу вас, и не только от своего имени, но и от всего прихода, пожалуйста, не трогайте шланги. Ведь вы же старых людей заставляете всякий раз убирать за вами, а люди нервничают. Очень прошу вас, ради Христа, оставьте нас в покое. Спасибо за внимание, с которым вы меня выслушали.
Повернулся и пошел за Дарами. Иду и думаю: «Как хорошо, что никто этого не видел и не слышал, а то досталось бы мне за „товарищей ворон“».
Хотите – верьте, хотите – нет, но посягательства на наши шланги прекратились. Больше никто их не снимал и по дорожкам не разбрасывал. Наверное, вороны действительно понимают человеческое слово. И главное: им не нужно повторять дважды.
Вороны вообще загадочные птицы, можно сказать, таинственные. Мне рассказывали, что в одном местечке жил человек с фамилией наподобие Воронецкий. Так все окружающие его дом деревья были густо заселены гнездами ворон и галок. Когда человек с вороньей фамилией умер, его дом достался новому хозяину с другой фамилией. Птицы снялись с насиженных мест и улетели навсегда.
Когда вокруг нашего храма еще не было ограды, местные жители, что держали коров, летом пригоняли их пастись к храму. Служба заканчивается, выходит народ из церкви, и такое стадо «священных коров» со всеми приличествующими им отходами жизнедеятельности встречает прихожан здесь же под колокольней. Коровок отгоняют, а продукты жизнедеятельности остаются. Представьте, как это гармонично: в самом храме идет литургия, стоят и молятся люди, а с другой стороны двери под сводами колокольни отдыхают коровы, лежат и жуют жвачку. Прямо как в раю.
Просил хозяев не гонять буренок к храму, а они недоумевают:
– Да как же не гонять, батюшка, мы ведь всегда в летнюю жару скотинку в храм загоняли, ей же охолодиться надо. Они вам не мешают, в сам-то храм не заходят, а под колокольней – ничего, пускай полежат.
Потом все-таки героическими усилиями бригады «ух» нам удалось соорудить что-то напоминающее церковную ограду протяженностью почти пятьсот метров. Помню, что бригада по своему составу была замечательная: академик медицины, консул в одной из латиноамериканских стран, энтузиаст доброхот дядя Жора и прибившийся к нам бомж Эдик. Наверное, только в церкви может быть такое единение.
После того как у нас появился какой-никакой забор, коровы больше не докучали, зато козы кое-где пролезали и объедали наши цветочки. И я вынужден был сделать вывод, что как интеллект, так и совесть у вечно жующей скотинки отсутствуют и договориться с ней практически невозможно. Это вам не вороны.
Зато какие умницы кошки. Сердобольные граждане постоянно подбрасывают к нам котят, а мы в память о каких-то значимых событиях из жизни нашего прихода награждаем их кличками. Как-то приезжали к нам в гости австралийцы, отцы из Русской Зарубежной Церкви. В честь их посещения мы и назвали очередного котенка Сиднеем, потом он, правда, превратился в Сида. Вот так посещение дорогих гостей закрепилось в прозвище деревенского аборигена.
В последнее время нас часто навещает одна славненькая пушистая кошечка, имени я ее не знаю, но это не мешает ей подъедаться у нас при трапезной. В благодарность за приют кошечка решила быть нам чем-нибудь полезной. Но поскольку кошки при столовых мышей не ловят, то в благодарность она решила сопровождать меня в погребальных процессиях. Вот уже почти полгода траурная процессия, выходящая из ворот нашего храма, выглядит так. Сперва несут крест, потом крышку гроба, затем вышагивает кошка с высоко поднятым плюмажем хвоста, и уж только потом идет батюшка. Я уже настолько привык к этой кошачьей странности, что, выходя из храма, начинаю невольно искать глазами нашу кошку, чтобы соблюсти ритуал. Однажды не выдержал и говорю ей:
– Кошка, откуда в тебе столько гордыни? Почему ты все время идешь передо мной? Следуй за провожающими, будь скромнее.
А она смотрит на меня своими преданными глазами-плошками и отвечает «мяу».
Точь-в-точь как еще в советские годы в каком-нибудь литовском магазинчике продавщица улыбается тебе вежливо-вежливо и на все твои попытки что-то купить отвечает: «Несу пранту» – не понимаю, мол, тебя, дорогой товарищ оккупант. Так и кошка: «Не понимаю я тебя, дорогой товарищ поп». А в следующий раз снова вышагивает впереди с гордо устремленным к небу хвостом.