В ледяном аду

Зверев Сергей Иванович

— В самом деле. Ты не ошибся! — согласился Гуихарро. — Похоже на координаты. Написано краской из аэрозольного баллончика. На снегу эти цифры не протянут и пары дней.

Лопес защелкал клавишами, вводя координаты в навигатор. На мониторе высветилась карта.

— Это здесь, в открытом море. — Педро указал на пульсирующую точку. — Примерно в пятидесяти милях к северу от того места, где мы сейчас находимся.

— Что могут означать такие координаты?

— Это ты у меня спрашиваешь? Похоже, кто-то хочет попросить о помощи.

— С берега?.. Но ведь эта точка

находится в открытом море!

— Я знаю столько же, сколько и ты.

Аргентинцы некоторое время молчали.

— Стоит туда лететь? — наконец спросил Гуихарро.

— По-моему, надо бы, — ответил Лопес.

— Рискованно. А вдруг это ловушка, в которую нас хотят заманить?

Педро посидел в задумчивости и вновь защелкал клавишами компьютера, вызывая на экран спутниковые снимки.

— Последнюю неделю эта акватория была недоступна для спутникового мониторинга из-за погодных условий, — сказал он. — Но у нас есть и ранние снимки. Теперь смотри, что мы имеем.

На мониторе в мультиэкранном режиме высветились спутниковые снимки.

— Интересная картина получается, — прокомментировал Гуихарро. — Разрешение, конечно же, паршивое. Но мне кажется, что ситуация была такова. — Он выставил максимальное увеличение. — Сюда портовым буксиром было доставлено судно среднего тоннажа. Его поставили на прикол, бросив якорь. Буксир ушел. Судно находилось в одной и той же точке до наступления плохих погодных условий.

— На него-то нам и указал неизвестный тип, написав краской из баллончика координаты на скале? — поговорил Лопес. — Чушь какая-то.

— В Антарктике шутники не водятся, — напомнил Гуихарро. — Здесь зря звать на помощь никто не станет. Летим?

— Но, судя по надписи, неизвестный тип и не просил о помощи. Он просто написал координаты.

Гуихарро чертыхнулся и заявил:

— Мы должны лететь и проверить. Если кто-то погибнет, а мы ему не поможем, совесть потом замучает.

Лопес покрутил пальцем у виска и осведомился:

— С каких это пор ты таким совестливым стал?

— А я им всегда был.

Вертолет медленно поднялся над скалами, перевалил за хребет и пошел над морем. Он летел низко, почти над самой водой.

— У меня есть подозрение, что беспилотник отправился тем же курсом, которым идем сейчас и мы, — проговорил Гуихарро.

— Все равно ты его нашим радаром не засечешь. Тут птицы бывают больших размеров. К тому же он, наверное, тоже идет низко, как и мы.

Вертолет аргентинцев вышел к точке с указанными координатами.

— Пусто, — пришлось констатировать Гуихарро. — Судно ушло. — Он посмотрел на запад, где горизонт был затянут туманом.

— Странная история, — пришлось признать Лопесу. — Возвращаемся.

Шинкевич сидел за столом и неторопливо курил сигарету. Саблину это не нравилось, но Каспар Францевич был значительно старше его и имел одно с ним звание. Да и хозяином в Антарктике все-таки являлся именно Шинкевич, а Саблин и его люди были здесь гостями.

Под потолком ярко горели люминесцентные лампы старого советского образца, гудели дроссели.

— Прямо как в школе, в подростковые годы! —

Шинкевич вздохнул.

— Вы и тогда курили? — с издевкой поинтересовалась Катя Сабурова.

— Курил, — честно признался Шинкевич. — И даже выпивал иногда. У меня дед в Беловежской пуще землянку вырыл. В ней самогонный аппарат держал и бочку с брагой. Когда гнать шел, то и меня с собой брал. Иногда угощал первачом, но самое большее — столовой ложкой.

— Может, вы и в Антарктиде где-нибудь аппарат пристроили? Потихоньку капает самогон среди торосов и айсбергов? — спросил Николай.

— В Антарктиде нерентабельно таким делом заниматься. Чтобы брага выходила, нужен соответствующий температурный режим. А его здесь не добьешься, — серьезно отвечал Каспар Францевич.

— Засветились мы у аргентинцев, — признался Саблин, который рылся в углу, разбирая завалы двадцатипятилетней давности.

— Таки да, по полной программе, — согласился Зиганиди. — И ничего с этим уже не сделаешь. Правда, нам удалось понять, что не все у них на станции чисто.

— Любое правительство поручает своим полярникам заниматься помимо чистой науки еще чем-нибудь таким, о чем лучше не распространяться, — напомнил Саблин. — Мы тоже не белые и пушистые. У нас есть свои скелеты в шкафу.

— Так мы и не полярники, — сказала Катя.

— Да, конечно, туристы, — подколол ее Николай. — Надо как-то исправлять ситуацию. Иначе не пройдет и недели, как на всех антарктических станциях будут уже знать, кто мы такие и зачем тут появились.

— Да, Антарктида — это большая деревня. Тут слухи распространяются со скоростью радиоволн. — Шинкевич покачал головой, затушил окурок в банке из-под растворимого кофе и заглянул в нее. — Ребята, не поверите, но пепельницу не чистили с советских времен. На дне окурки от «Беломорканала» лежат! Если теперь кто-то на улицу с такой вот папиросой выйдет, его сразу повяжут и долго потом допрашивать будут. Не травку ли, мол, он курил? Времена меняются. Слушайте, идея созрела насчет бесплатной рекламы вашего легендирования. У меня тут приятель есть — поляк, он туристов на катере вдоль побережья возит. Свяжусь-ка с ним и как бы между прочим сообщу, что у меня на борту трое русских туристов — два мужика и баба. Мол, пьют, бухают по-черному, непотребщиной всякой занимаются. Люди с Запада запросто верят в подобные штучки. Для них русский — всегда алкоголик, хулиган и хам. Поляк быстренько всем растрындит об этом. А алкашей никто ни в чем серьезном подозревать не будет. На вас перестанут обращать внимание.

Саблин вытащил из угла листы чертежного ватмана, свернутые в рулон, и сказал:

— Я подумаю над вашим предложением. Интересно, на кой черт советским полярникам было столько листов чертежной бумаги? У них что, здесь секретное конструкторское бюро действовало?

— Какое конструкторское бюро? — Шинкевич зевнул. — Кое-что в работу шло, скажем, нарисовать карту. А в основном всякую наглядную агитацию делали, например стенгазеты.

Виталий раскатал на столе один лист ватмана. Шинкевичу при этом пришлось взять в руки жестянку из-под растворимого кофе.