В лесах Сибири. Февраль-июль 2010
Шрифт:
Синица вернулась. Ищу нужную статью в орнитологическом справочнике. Согласно Ларсу Свенсону, шведскому орнитологу второй половины XX века и автору такого произведения, как знаменитый «Атлас-определитель европейских птиц отряда воробьинообразных», северную синицу можно узнать по крику «цити-цити-твинь». Моя молчит. На следующей странице читаю, что один из видов синиц называется Poecile lugubris, то есть «мрачная синица».
Очаровательная пернатая гостья озаряет радостью всю оставшуюся часть дня. Прошло немного времени с моего приезда сюда, и я уже способен восхищаться подобными вещами. Поразительно, как быстро мы отвыкаем от шумной
25 февраля
Ветрено. В полдень отправляюсь навестить соседа Володю, егеря с мыса Елохин. Володя и его жена Ирина живут в пятнадцати километрах от моей хижины. Их владения проходят по северной границе Байкало-Ленского заповедника.
Я встретил Володю пять лет назад, во время зимнего путешествия на мотоцикле «Урал». И рад, что мы снова увидимся. Мне показался симпатичным этот покрытый густыми волосами череп с приплюснутым затылком. Две здоровенные клешни железной хваткой сжимают руку.
За мысом, где стоит моя избушка, северный ветер яростно раскачивает верхушки кедров. Они подают сигнал бедствия. Но кто придет им на помощь?
Я не предполагал, что ветер усилится. Чтобы срезать путь, шагаю по замерзшему озеру в сторону мыса Елохин, стараясь не отходить от берега дальше, чем на пару километров. На мне теплая куртка-канадка, рассчитанная на температуру минус 40 °C. Лицо защищают маска из неопрена и горнолыжные очки, на руках – рукавицы (такие используют для арктических экспедиций). Мне потребовалось двадцать минут, чтобы одеться. Каждый сантиметр кожи нужно уберечь от холода.
Байкал неподвижен. Набегающий ветер сметает снег с его полированной глади, напоминающей темное вулканическое стекло. Кое-где остаются белые островки, словно пятна на теле косатки. Обнажившийся лед под ногами кажется почти черным.
Шипы ботинок надежно цепляются за скользкую поверхность. Если бы не они, меня давно бы унесло неведомо куда. Порывы ветра спускаются с гор и обрушиваются на тайгу. Позже Володя скажет, что в этот день их скорость достигала ста двадцати километров в час. Я вынужден идти согнувшись. Временами под натиском налетевшего вихря не могу и сдвинуться с места.
Кусочек льда запутался в мехе койота, которым оторочен капюшон. Байкал исчерчен паутиной трещин, убегающих вдаль как змейки. Лед, громоздящийся вдоль запаянных стужей разломов, окрашен бирюзой. Цвет морской лагуны, тропическая аберрация, вслед за которой вновь мерцает обрамленный белым дымчатый кристалл. На солнце в толще льда видны перламутровые пузырьки газа, словно захваченные в плен. Они похожи на микроскопических медуз. Страшновато ходить по ним. Из-за моей горнолыжной маски кажется, что они шевелятся. Закрываю глаза. Фантастические образы теперь навсегда останутся на сетчатке.
Три часа спустя осмеливаюсь подставить лицо ветру и посмотреть на горы слева. Деревья карабкаются вверх и останавливаются на высоте нескольких сотен метров – выше они не нужны. От задрапированных склонов к озеру спускаются извилистые долины рек. Через четыре месяца, когда растает снег, они наполнятся водой и понесут ее в Байкал. Сейчас, кружась волчком, по ним гуляют ветры.
Не передать словами красоту подобных мест. Я прочел почти всего Джека Лондона, Серую Сову, Альдо Леопольда и Фенимора Купера, а также приличное количество произведений в стиле Nature Writing [1] . Но ни одна написанная страница не передает и десятой доли тех чувств, которые испытываешь, созерцая природу собственными глазами. Тем не менее я продолжу и читать, и писать.
1
Литературный жанр, зародившийся в США в XIX веке и сочетающий описания природы и философские рассуждения. Здесь и далее примеч. пер.
Время от времени ход моих мыслей прерывается грохотом. Это трещит лед. Я заметил, что треск льда, шум прибоя, рев водопада и пение птиц не мешают спать. А вот звук работающего мотора, человеческий храп и капающая из крана вода невыносимы.
Здесь невозможно не думать о мертвых. Множество людей погибло на Байкале. Удается ли душе утонувшего выбраться на поверхность? Мешает ли ей лед? Находит ли она прорубь, ведущую на небо? Вот вам и тема для спора с библейскими буквалистами.
Мне понадобилось пять часов, чтобы добраться до мыса Елохин. Володя обнял меня и сказал: «Привет, сосед». Нас собралось семь или восемь человек. Проезжавшие мимо рыбаки, Володя, Ирина и я сидим за деревянным столом и макаем печенье в чай. Разговоры изматывают меня. Рыбаки спорят. Теснота дурманит их разум. Они ссорятся на пустом месте, грубо перебивают друг друга и размахивают руками. Мы как в тюрьме. Дружба хрупка. Она не выдерживает испытания совместной жизнью.
Ветер за окном продолжает свою песню. Обрывки снежных туч ползут по небу, словно вагончики поезда в парке аттракционов. Я думаю о своей синице. Мне уже не хватает ее. Мы быстро привязываемся к животным. Так жалко всех этих зверушек, которые постоянно борются за выживание. Когда наступают морозы, синицы остаются на своем посту. В них нет снобизма ласточек, зимующих в Египте.
Минут через двадцать все замолкают. Володя смотрит на улицу. Он может часами сидеть так у окна: половина лица купается в свете озера, другая остается в тени. Затейливая игра светотени придает моему другу вид доблестного воина. Время проходит и оставляет на лицах свои следы. Оно властвует над нами, как вода властвует над сушей.
Вечером мы едим суп. Один из рыбаков рассказывает занятные вещи. По его мнению, миром правят евреи (только во Франции это арабы), Сталин был настоящим лидером, русские непобедимы (и этому коротышке Гитлеру они оказались не по зубам), при коммунизме всем жилось хорошо, землетрясение на Гаити спровоцировала ударная волна от взрыва американской бомбы, предсказания Нострадамуса сбываются, 11 сентября подстроили сами американцы, исследования ГУЛАГа антипатриотичны, а все французы – гомосексуалы. Кажется, мне нужно реже ходить по гостям.
26 февраля
Володя и Ирина балансируют на границе миров. Они не общаются с жителями противоположного берега. Никто не пересекает Байкал. Берег напротив – это другая земля. Та, где встает солнце. Иногда с юга или с севера к ним заезжают рыбаки или лесничие. Сами они редко отправляются в горы, громоздящиеся позади, и живут, не покидая берега, между озером и лесом.
Сегодня утром Ирина оказала мне честь, показав книги из своей библиотеки: Пушкин, Стендаль, Бальзак, Вальтер Скотт, изданные еще в советскую эпоху. Самое новое произведение – «Код да Винчи». Небольшой культурный упадок.