В ловушке
Шрифт:
— Пожалуй, да.
— Тогда зови, будем знакомиться. Только, чур, Андрей: как заявится — уйди, не дави на меня, не на рыбалку напарника подбираем.
Филатов и Бармин
Семенов с любопытством смотрел на Филатова. Сложения парень мощного, а совсем юный, даже бриться безопаской как следует не научился, — свежий и довольно глубокий порез на подбородке. Черноволосый и глаза черные, острые, такие из ласковых легко могут стать недобрыми, — выразительные глаза. На стуле сидит, как на лошади, каждый мускул нетерпеливо подрагивает. Взрывной паренек, подумал Семенов, с мгновенной реакцией.
— Это у вас так положено — изучать человека? — вдруг пробурчал Филатов.
— Извините, я просто задумался.
— Чего передо мной извиняться, я не девочка. Я к тому, что молчим, как на собрании.
— Вопрос поставлен правильно. — Семенов улыбнулся. — Как ваше отчество?
— Отчество? — удивился Филатов— Вы человек немолодой вас можно и по отчеству, а меня зачем? Веня — и все дела.
Семенову стало весело.
— Ты, Веня, прав, я человек в годах. Тридцать восьмой пошел.
— Вот видите. — Филатов сочувственно кивнул. — А с виду вы еще ничего себе.
— Спасибо. — Семенов отвернулся, чтобы скрыть улыбку. — Значит, собрался на Новолазаревскую?
— Если возьмут, — настороженно ответил Филатов
— А на Восток не хотел бы?
— Ну вот, — оживился Филатов. — А то вокруг да около… Конечно!
— А хорошо себе представляешь, что это такое — Восток?
— Саша Бармин, доктор наш, весь дрейф рассказывал, до смерти пугал: холод собачий, дышать нечем и прочее. Вот кого бы вам пригласить — Бармина!
— Рекомендуешь?
— Хитрите, Сергей Николаич, вы же его лучше меня знаете.
— Дружил с ним?
— В общем, да. С удовольствием, как говорят, общался.
— А ведь он тоже не очень молод, тридцать один год.
— Ну, это еще терпимо.
Семенов снова отвернулся. Парень, кажется, забавный.
— А за что Макухин тебя невзлюбил?
Филатов нахмурился.
— Ага, значит, и вам накапал… Тогда давайте напрямоту. Андрей Иваныч рекомендовал вам меня как классного дизелиста?
Семенов кивнул.
— А он не говорил, что я для начальства человек неудобный?
— Почему?
— Спорить люблю, личные мнения при себе держать не умею. Охотно ими делюсь.
— С начальством?
— Бывает, и с ним, — с тем же вызовом продолжал Филатов. — Если имеете в виду лично товарища Макухина. Он всех, кто пониже рангом, винтиками считает. На этой почве и расходились. Работу делал, как положено, а наступать на себя не давал, мозоли от этого бывают.
Семенов прошелся по номеру. Парень — что порох, далеко не лучшее качество для трудной зимовки. Явно любит собой покрасоваться, да и самоуверенности ему не занимать, хотя били его, наверное, часто, у таких жизнь редко течет гладко, слишком ершистый… Рубит с плеча от простоты? Вряд ли, на простака Филатов не очень-то похож… Прямота, честность? Возможно. Качества превосходные, однако бывает, что такие правдолюбцы начинают «качать права» в самой неподходящей ситуации, когда единственную правду знает только начальник. И тогда прямота, честность и жажда справедливости — жаль, тебя нет рядом, Андрей, могли бы поспорить — выливаются в губительную для коллектива склоку… Не из таких ли правдолюбцев Филатов?
Семенов колебался. Не взять Филатова — значит, обидеть Андрея чутью которого привык доверять. Андрей ошибается редко, но все же такие случаи бывали: слишком многое он прощает людям, в которых, как он говорит, «ни грамма фальши» Но не только из этого, из других важных слагаемых складывается полярник… Было бы вречя «обкатать на всех режимах», проверить, так нет этого времени… Рискнуть?
— Так что, не берете?
Напрягся, сжался, как пружина, подумал Семенов. Силы много, воли — еще не знаю, а вот такта маловато. И все же парень чем-то ему нравился.
— Не опережай события, Веня. Женат?
— Рано мне жениться, подожду. Мир хочу посмотреть.
— Поэтому — в Антарктиду?
— Конечно! Одна дорога, говоря!, чего стоит, два океана и стоянки в инпортах!
— Родители?
— Мать умерла, отец с мачехой живет… А других родственников нет, ни здесь, ни за границей, я все в анкете написал, в отделе кадров.
— Твоя анкета меня не интересует. Учиться дальше собираешься?
— Обойдусь. Валька Горохов, друг детства, за пять лет в институте от зубрежки высох и сто двадцать получает. А я двести где хочешь заработаю с восемью классами.
— У меня на станции все чему-нибудь учатся, — сказал Семенов — И тебе придется, иначе будешь белой вороной.
— Значит, берете? — обрадовался Филатов — А то я уже разволновался.
— С этим условием, — напомнил Семенов. — Американский ученый будет с нами зимовать, язык можешь выучить.
— Заманчиво! — охотно согласился Филатов.
Он явно повеселел, уселся поудобнее, разжал скованные руки.
— Теперь можешь задавать вопросы мне, — предложил Семенов.
— А я про вас все знаю, — выпалил Филатов. Мне Саша рассказывал. И про то, как из шурфа на Востоке выбирались, и разное другое.
— Всыплю я твоему Саше!
— Фу ты, черт! — расстроился Филатов. — Болтун-находка для шпиона…
— Ладно, — проворчал Семенов. — Только зря полагаешь, что со мной очень легко будет. Здесь Саша тебя явно дезинформировал.
— Ну, работы я не боюсь…— Филатов снова приободрился. — Шея здоровая, любой хомут налезет… А с этим на вашем полюсе как, сухой закон?
— Сам не очень-то захочешь, кислорода в воздухе маловато, горная болезнь одолевать будет. Даже курить бросишь.
— Ну, это мы еще посмотрим… Платить-то за горную болезнь и прочие удовольствия как будете?
— Зарплата плюс двенадцать рублей суточных.
— Подходяще. А еще вопрос можно? Даже и не вопрос, а просьба.
— Давай свою просьбу.
— Возьмите Сашу Бармина! — с жаром выпалил Филатов.
— Считай, что уже взял — Семенов взглянул на часы. — Вот-вот должен быть здесь.
— Везучий ты, Веня! — радостно удивился Филатов. — В такой день и на улицу выходить опасно, с будущей женой познакомишься.
«Решено, беру», — удовлетворенно подумал Семенов.
— А этот поморник с Новолазаревской что здесь делает? — войдя, весело осведомился Бармин. — Неужели берешь его, Николаич? Волосы на себе рвать будешь.