В ловушке
Шрифт:
Дверь кабины распахнулась, в салон заглянул Крутилин.
— Эй, лежебоки, Восток проспите!
Рановато флаг поднимать…
Филатов даже был разочарован: несколько сбитых в один щитовых домиков да еще два домика в стороне — вот тебе и вся станция Восток. Взглянуть не что — так, вроде турбазы средней руки, покажешь фото приятелю — пожмет плечами. С надрывом говорили, чуть глаза не закатывали: «Восток! Ледяной купол! Полюс холода»! — а здесь и купола никакого не видно — заснеженная гладь, да и мороз пока что градусов сорок пять, не больше.
— Ощущаешь? — Бармин похлопал Филатова по плечу. Никаких резких движений, Веня, дыши через подшлемник. Восток, брат!
Филатов смолчал. Он ощущал небольшую одышку, и голова слегка болела, но ожидал он куда худшего и подумал, что док занимался психотерапией, когда расписывал ужасы акклиматизации. Правды ради, тот же док говорил, что иной раз Восток принимает новичка сразу, но это редкое исключение делается для человека с феноменальнымн физическими данными, для хорошо тренированного альпиниста, например. Филатов же, когда проходил обязательные для восточников испытания в барокамере (где его «поднимали» на пятикилометровую высоту — в атмосфере Востока кислорода примерно столько же), заслужил самые лестные отзывы врачей: абсолютно здоров, к зимовке на куполе стопроцентно годен. Почему бы ему и не стать тем самым новичком, который быстро переходит с Восток на «ты»? А что? Гаранин уже анальгин принял, у Семенова губы как в чернилах, а он…
Филатов чутко к себе прислушался. Вместе с Барминым он подтаскивал к самолету небольшую, размером с двухспальную кровать, алюминиевую волокушу. Снег под ногами был крепко сбитый, на нем почти не оставалось следов, и волокуша скользила плохо, как по песку. Такого странного снега Филатов еще не видел. Да, рот совсем сухой и шершавый, слюна, что ли, не вырабатывается, и, пожалуй, сердцебиение, вроде и нагрузки никакой, а стучит быстро. Вспомнил, как два года назад прилетел на льдину и разгружал самолет: подставлял плечи под мешок с углем, чуть не вприпрыжку тащил метров за двести и спешил обратно — без всякого сердцебиения, с улыбкой. Здесь бы такой фокус не прошел, точно… Филатов покосился на Бармина, не наблюдает ли, уловил его взгляд, кивнул: все в порядке, док.
В самолете Семенов, Гаранин и Дугин подтаскивали вещи к грузовому люку, Семенов посмотрел в иллюминатор: Крутилин стрекотал кинокамерой, а летчики позировали, окружив столб с указательными стрелками. Крутилин заходил с разных сторон, раздвигал людей, чтобы в объектив попали стрелки с надписями— «ПАРИЖ — 15050 км», «ВОЛГОГРАД — 14747 км» и другие, в этом ценность будущего фильма. Не так уж много людей на свете могут попасть в такой кадр, будет чем похвастаться.
Столб-реликвия для туристов, подумал Семенов, запечатлеешь его, и всем понятно, где ты был. Лучше бы ты, Ваня, отснял эту пару гнедых, Бармина и Филатова: богатыри, кровь с молоком, а плетутся, как пенсионеры, будто на унты по двухпудовой гире навешено Эх, не было в первую зимовку кинолюбителей, и нет фильма о том, как восточники рыли шурф, магнитный павильон в толще снега. Вон он, шурф, который чуть не стал могилой начальника станции. А там стояли сани с наваренной железной решеткой из труб, механик Покровский ударил кувалдой по решетке, а она хрустнула, будто фарфоровая. Тогда и узнали, что железо при восьмидесяти градусах — вешь хрупкая, с которой следует обращаться деликатно. Отснял бы ты Ваня, этот кадр — цены бы ему не было… Или Сашу Бармина, который под восемьдесят пять градусов выходил гулять на полосу, чтобы доказать маловерам и самому себе, что прогулка под луной в любую погоду исключительно важна для организма.
— Волокуша на подходе, сообщил Дугин.
— Идите сюда! — донесся голос Белова. — Запечатлеемся вместе, для истории!
— Нам для истории не надо, — ухмыльнулся Дугин. — Идите, груз пустяковый, мы с Веней свободно справимся.
Семенов, Гаранин и Бармин пошли к летчикам. Филатов забрался в самолет.
— С чего начнем, Женя?
— С перекура, — предложил Дугин, присаживаясь. — Или не хочется?
— Не очень, — признался Филатов.
— Нормальная вещь, скоро и про девочек забудешь, — пообещал Дугин. — До конца зимовки.
— Врешь, — недоверчиво сказал Филатов. — Нет, в самом деле?
— Шучу. — Дугин подмигнул. — Но во сне раньше чем через месяц не увидишь. И то без душевного волнения.
— Ну, это еще терпимо. А то чуть не до смерти напугал, даже слабость в ногах почувствовал.
— А вообще как? Шарики в глазах не прыгают?
— Еще нет. Но и в футбол играть не хочется.
— И не захочется. У нас только док психованный, в пинг-понг напарников искать будет. Силы девать некуда, гирей зарядку делает
— Саша — мужик что надо, — возразил Филатов — На Льдине, сам знаешь, лучшим грузчиком был. А ты чего на него хвост поднял?
— Некультурно выражаешься, Веня. Мне с твоим Сашей делить нечего, разные учебные заведения кончали. Я в его клистирных трубках не разбираюсь, а он в моих дизелях.
— Что-то я тебя не пойму, Женька. Ласковый такой, в глаза всем улыбаешься, а в кармане фигу показываешь.
— Грубый ты человек, Филатов. — Дугин поднялся. — Кончай перекур. Я вниз спущусь, принимать буду. Носом дыши, слышишь? И нагибайся так, будто пузо у тебя выросло, медленно, понял?
— Проинструктировали, — отмахнулся Филатов. — Ну, принимай.
Аккумуляторы были тяжелые, двухпудовые. Первый из них Дугин принял на руки, как ребенка прижал к груди, осторожно нагнулся и положил на волокушу. С непривычки даже кровь в голову хлынула, с трудом отдышался.
— Может, подождем со вторым? — предложил Филатов.
— А чего ждать, давай.
Дугин, чтобы стать повыше, влез на связку спальных мешков и только принял второй аккумулятор, как мешки вдруг поехали изпод ног. Дугин покачнулся, аккумулятор выскользнул и с грохотом упал на волокушу.
— Цел? — испугался Филатов.
— Что с ним сделается? — Дугин укутал аккумуляторы спальными мешками. — Все, что ли?
— Ящик еще с бифштексами. Да ты разверни, посмотри.
— Бифштексы?
— Какие там бифштексы, я про аккумулятор.
— Никуда он не денется, подавай ящик.
— Держи.
— А теперь все сюда. Белов подошел к флагштоку — Ваня, камеру отогрел? Снимешь церемонию подъема флага зови свою кодлу, Сергей!
— Только побыстрее-Бортмеханик Самохин взглянул на часы. — Сорок минут стоим, моторы застынут, Николай Кузьмич!
— Быстрее не выйдет, сказал Семенов. — Рановато, Коля, флаг поднимать.
— Почему это? — с деланным удивлением спросил Крутилин.
— Будто не знаешь, Ваня. Станция оживет, выйдем в эфиртогда и поднимем.
— Бюрократ же ты, Серега! — возмугился Белов— Не разводи канитель, поднимай флаг, чинуша!
— Это я чинуша? — засмеялся Семенов — Не проси, Коля, не стану традицию нарушать.
— Даже ради друга? — забросил удочку Белов — Который, не щадя своей драгоценной жизни, приволок тебя в эту чертову дыру?