В лучах прожекторов
Шрифт:
Как-то раз при полете на Спасс-Номазкино наш маршрут пролегал через большой населенный пункт Ярополец. И мне вспомнилось (в полете всегда что-нибудь вспоминается), как наш школьный учитель Евстафий Степанович, рассказывая об Александре Сергеевиче Пушкине, упоминал, что в августе 1833 года поэт приезжал в Ярополец, в имение Гончаровых, где навестил мать своей жены — Наталью Ивановну. В память о посещении Пушкиным тех мест одна из аллей Ярополецкого парка была названа Пушкинской. В доме, где он останавливался, была и «пушкинская комната».
Гитлеровцы, оккупировав этот район в 1941 году, надругались
Теперь нам, советским людям, рядовым бойцам выпала честь встать на защиту славного прошлого и великого настоящего русского народа. И что из того, что нам дали маленький, почти не вооруженный самолет! Умей правильно драться тем оружием, которое вручено тебе. Самое главное — уметь бить! Не все ли равно, с какого самолета упадет бомба? Важно, чтобы попала во врага!
Конец «Черных стрел»
Наш 710-й полк сосредоточился в Сельце, примерно в ста километрах от линии фронта. Около леса укатали взлетно-посадочную полосу, а в лесу вырубили стоянки для самолетов.
К этому времени в полк влилось звено самолетов связи. Штурманы этого звена лейтенанты Андрей Рубан и Николай Султанов были назначены к нам в первую эскадрилью, летчик Дмитрий Супонин — во вторую.
С тяжелыми боями войска армии продвигались вдоль реки Ловать, окружая 16-ю немецкую армию. Напряжение росло с каждым днем. Часто нарушалась связь с частями. К снова весь наш полк переключили ка работу по связи. Выручай, У-2!
К концу февраля наши войска, завершив окружение в районе Демянска крупной вражеской группировки, перешли к обороне. Последнее обстоятельство отразилось и на характере боевых действий нашего полка. Полеты на связь стали реже. Теперь необходимо было сосредоточить все усилия на уничтожении окруженных частей и войск, пытавшихся прорваться к ним. Для более успешного выполнения новой задачи требовалось построить аэродромы как можно ближе к фронту. Это позволило бы сократить время на полет до цели и обратно.
Такие передовые аэродромы очень быстро были подготовлены в Ожедове и Александровке. Назывались они аэродромами подскока. Один из них, Ожедовский, был дан нашему полку. Находился он всего в трех километрах от линии фронта.
И вот командир полка собрал в штабе весь летный состав.
— Сегодня вечером, — объявил он, — все перелетаем на аэродром подскока. Ночью будем бомбить гитлеровцев в районе Дретино и Белоусов Бор. С рассветом вернемся сюда, на основной.
В 17.00, как было приказано, поднялись в воздух и взяли курс на Ожедово. В задней кабине у каждого были штурман и техник.
Тесновато получалось, но техники привыкли к этому: как говорится, «в тесноте, да не в обиде», особенно если учесть, что добираться наземным путем было куда хуже. Во-первых, долго… Иной раз целый день тряски на полуторке с запчастями, да по такой прифронтовой дорожке, что следы от нее на теле дня
Поэтому техники предпочитали перебираться на новую площадку в своем самолете. И нам было выгодно — прилетишь, и самолет сразу же оказывается в руках своего «хозяина».
Обычно для перебазирования «лётом» формировали передовую группу техсостава из такого расчета, чтобы на новом месте в эскадрилье были все специалисты: примерно шесть техников и механиков, два оружейника, по одному мотористу и электрику. Произвели посадку, и все — технический и летный состав — дружно брались за подготовку материальной части, и через час полк мог уже вылетать на боевое задание.
Такая организация перебазирования была подсказана фронтовым опытом, она особенно оправдала себя при действиях с аэродромов подскока. Ведь для того и перелетали, чтобы сразу же, неожиданно для противника, нанести удар с новой точки.
На аэродром в Ожедове сели, когда уже было темно и вдоль посадочной полосы мерцали тусклые огни.
Лыжи самолета, скрипя, легко скользнули по снегу. Еще при подходе к аэродрому мы увидели впереди зарево — линия фронта была рядом. А когда, закончив пробег, свернули на мигавший у леса огонек карманного фонаря, ясно услышали непрерывный стрекот пулеметов и редкие, глухие удары орудий. Батальон аэродромного обслуживания хорошо укатал взлетно-посадочную площадку. В лесу тщательно замаскировали бомбосклады. В крайнем доме сделали уютную столовую. Трудно было поверить, что люди под самым носом противника, в сильные морозы сделали хороший аэродром. Раз самолет легко скользит после посадки, значит, он будет легко взлетать и с бомбовой нагрузкой.
Как только поставили самолеты вдоль опушки, батальонный комиссар Коротков собрал нас и разъяснил:
— Мы находимся близко от передовой. С командиром договорились, что, когда пойдете по кругу, АНО (аэронавигационные огни) не включать, иначе немцы определят место посадки и накроют. Кроме того, — добавил он, — здесь непрерывно летают фашистские разведчики. Так что поосторожнее, друзья. А теперь по машинам!
Наши У-2 еще раз «модернизировали». На каждом из них уже вместо кустарного приспособления для бомб имелось шесть настоящих балок — бомбодержателей: четыре под крыльями и две — под фюзеляжем.
Для повышения точности бомбометания установили прицелы. Вот теперь из «кукурузника» сделали настоящий бомбардировщик. Бомбовой груз в 200–300 килограммов уже что-то значит. Пусть это меньше, чем берет «пешка» (Пе-2), зато мы вылетов производили в два-три раза больше, да и там, где мы бомбили, немцев было погуще, чем во фронтовом тылу.
Так что теперь воевать можно. С этими мыслями мы направились к стоянке эскадрильи. Подойдя к самолету, вместе с Образцовым осмотрели подвеску двух стокилограммовых бомб. Николай тщательно все проверил и похвалил оружейного мастера сержанта Сукачева. Высокий, почти двухметрового роста, с широкими плечами, Василий Сукачев один брал стокилограммовую бомбу и подвешивал ее на бомбодержатель. Мы удивлялись силе этого человека. Некоторые пытались с ним тягаться, но ничего не выходило.