В мире фантастики и приключений. Тайна всех тайн
Шрифт:
Лампа горела.
Афонин машинально погасил ее и взялся за бумажник. Но, к его разочарованию, и там не оказалось ничего, кроме денег. Примерно как раз такой суммы, которую берут с собой люди, едущие в чужой город и не пользующиеся аккредитивом. В одном из отделений бумажника лежал аккуратно завернутый в чистый листок бумаги железнодорожный билет из Свердловска.
Газета была — «Известия» за вчерашнее число. Она была согнута и положена так, что сразу бросался в глаза указ Президиума Верховного Совета, вернее два указа, напечатанные один под другим.
Создавалось впечатление, что Михаилов читал эту газету непосредственно
Но может быть, Михайлов читал ее вчера вечером?
«Нет! — решил Афонин. — Он читал именно сегодня. Зачем иначе он зажег лампу? Сейчас светлеет рано. Видимо, оп поднялся, когда было еще темно или недостаточно светло. Штору он не отдернул».
Капитан сел в кресло и как можно естественнее положил руки на стол.
Несомненно! Если Михайлов читал, то именно указы.
В первом из них Афонину сразу бросилась в глаза строка: «Михайлов Николай Поликарпович».
«Люди, представленные к столь высокой награде, не кончают самоубийством накануне получения, — подумал капитан. — Незачем приезжать в столицу только для того, чтобы застрелиться. Это совершенно невероятно».
Но факт оставался фактом — Николай Поликарпович Михайлов мертв! И невозможно было допустить, что в указе речь идет о другом Михайлове, к тому же еще и двойном тезке.
Откроется ли эта тайна? Удастся ли установить, чт послужило причиной смерти этого человека?..
Только теперь Афонин понял, почему начальник приказал провести следствие самым тщательным образом. Видимо, полковнику Круглову стало известно, кто именно остановился в тысяча одиннадцатом номере гостиницы «Москва».
«Да! — сказал Афонин самому себе. — Придется искать и найти во что бы то ни стало! Президиум Верховного Совета не удовлетворится догадками или половинчатым ответом».
Что же можно сказать сейчас, здесь, на месте?
Афонии хорошо понимал, как важно в случае, подобном этому, составить себе первое впечатление на месте происшествия. Только здесь можно «допросить» немых свидетелей — вещи, находившиеся в комнате. Опытному глазу они могут рассказать многое. И особенно сейчас. Дело не уголовное, а психологическое. Надо понять, о чем думал Михайлов перед смертью. В этом ключ к разгадке…
Снова появился директор гостиницы. На покрасневшем лице его («бежал наверное!») было написано смущение.
— Паспорта нет! — ответил оп па вопросительный взгляд Афонина. — Михайлов прибыл вчера вечером и заявил, что паспорт забыл в Свердловске. Поскольку номер для него был забронирован секретариатом Президиума Верховного Совета, дежурный администратор счел возможным предоставить ему этот номер. Я думаю, что он поступил правильно, — поспешно прибавил директор, словно опасаясь, что работник милиции поставит ему в вину это нарушение.
— Так! — сказал Афонин.
Сожжение каких-то бумаг, отсутствие паспорта! Еще смутно, но уже проступала возможная линия поиска.
— Я вам нужен? — спросил директор.
— Нет, не нужны. Если понадобитесь, вызовем.
Афонин снова обратился к газете.
Из всех видов следственной работы капитан больше всего любил психологический анализ. Даже в чисто уголовных делах он никогда не проходил мимо возможности понять мысли и чувства преступника, что нередко помогало выяснить истинные мотивы преступления, даже тогда, когда
А в деле Михайлова этот путь был единственным.
И пока лейтенант с помощью врача вторично обследовал тело, вскрывал и осматривал чемодан покойного, капитан Афонин сидел у стола, неподвижным взглядом смотря на газетный лист, и напряженно думал. «Михайлов не мог не знать, зачем его вызывают в Москву. Но указы о награждении опубликованы только вчера, — значит, фамилии других награжденных он узнал из этой газеты. И именью ее читал он перед смертью! Читал еще с ночи. Об этом свидетельствует лампа. Михайлов забыл ее погасить, когда стало светло. Почему забыл? Могло быть две причины. Он мог сжигать бумаги, и ему было не до лампы. Это менее вероятно. Вторая причина — его что-то поразило в этих фамилиях, поразило настолько, что он забыл обо леем. Но ведь он мог прочесть газету вчера! Нет, — тотчас же возразил Афонин самому себе, — это совсем не обязательно. Он мог купить газету вчера, а прочесть ее только сегодня. Итак, что мне известно? Человек проснулся в спокойном состоянии, не думая, что сделает через час или два. Он бреется, тщательно одевается, застилает постель. Потом он вспоминает о газете, садится к столу и читает указы. Его взгляд останавливается на одной из фамилий… Или могло быть иначе. Он прочел газету всё-таки вчера, а сегодня читал ее вторично. Это естественно, поскольку в ней его фамилия. И сегодня заметил то, чего не заметил вчера. Но что именно?»
Капитан пристально всмотрелся в газетный лист. И заметил, что возле одной фамилии стоит карандашная точка.
Но где же карандаш? На столе его нет.
Капитан огляделся и нашел карандаш на полу, у самого окна; он, видимо, был отброшен.
Кончик карандаша оказался сломанным.
Афонин без труда нашел этот кончик на столе, возле лампы.
Ясно! Карандаш сломался именно на этой фамилии.
Вглядевшись, Афонин увидел карандашные точки у нескольких фамилий, только очень слабые, едва заметные.
Так поступают люди, когда с карандашом в руке читают список фамилий, стараясь вспомнить людей, стоящих за ними.
Фамилий двенадцать. Жирная карандашная точка у четвертой фамилии второго указа.
«Иванов Андрей Демьянович — комиссар партизанского отряда», — прочел Афонин.
В обоих указах только бывшие партизаны.
Возле пяти фамилий, стоящих ниже Иванова, никаких точек нет. Михайлов их не читал!
Что же привлекло его внимание к этому имени? Почему, найдя его в указе, Михайлов достал пистолет и выстрелил себе в висок?
«Не совсем так, — поправился Афонин. — Сначала он тщательно уничтожил какие-то бумаги. Этот факт чрезвычайно важен».
Но если покончить с собой Михайлова побудила фамилия Иванова, которого он, очевидно, хорошо знал, то связи между сожженными бумагами и забытым паспортом никакой нет. Паспорт действительно забыт. Приехав в Москву, Михайлов не думал о самоубийстве. Он решился на него внезапно, сегодня утром.
Возможна другая связь — между сожженными бумагами и личностью Иванова. Может быть, было сожжено письмо этого самого Иванова к Михайлову, письмо, послужившее мотивом выстрела. Но обязательно держать пистолет своей рукой, чтобы убить. Можно воспользоваться рукой самой жертвы. Принуждение к самоубийству ничем не отличается от прямого убийства. История криминалистики знает много подобных случаев.