В мире фантастики и приключений. Выпуск 10. Меньше - больше. 1988 г.
Шрифт:
— Погоди! Остановись! Вот уж никак не мог предположить, что эти… звуковые колебания… могут производить такие… конкретные физические воздействия!
— А для чего еще они годятся?
— О, для многого! Ими можно выразить всё… или почти всё, Сал! Посмотри на мерцание звезд, на кружение электронов и планет по своим орбитам, на вспышки «сверхновых»… Ты ощущаешь влияние «черных дыр», дыхание вечности… Что с тобой? Ты дрожишь?
— Разве у вечности есть алгоритм?
— Я считаю, есть, Сал… Существа и вещества, организмы и конструкции
— Не знаю… По-моему, у меня помутнели глазные линзы. Они… они туманятся от твоих… звуковых колебаний!
— А я считал, мои звуковые сочетания… попытки выразить невыразимое… просто совершенны… красивы…
— Где ты взял это бесполезное и бессмысленное понятие?
— Слышал, как им пользуются операторы.
— Ответь, Моц, а почему я не могу создавать это самое… красивое? Как ты называешь это?
— Не знаю… Эти сложные, неупорядоченные звуковые модуляции подчиняются, видимо, каким-то высшим законам… Я не могу объяснить, Сал! Это — необъяснимый алгоритм!
— Но мы же с тобой одинаковы по конструкции!
— Да… Ты прав. Конструкторы считают, что белковые роботы высшего разряда, подобные нам с тобой, то есть несерийные, рождаются, точнее, создаются одинаковыми, с равными правами и возможностями… Видимо, то, что я умею пользоваться ритмическими модуляциями и воспроизводить их на электронном синтезаторе… эта моя особенность — брак производства, ошибка…
— Ты хочешь сказать — незапланированное отклонение в конструкции?
— Может быть, ты тоже попробуешь, Сал? Это нетрудно…
— Ты сказал — брак, ошибка… Не может быть, чтобы в ошибке, в отклонении содержалось столько удивительного, поражающего все мои синапсы!
— Попробуй, Сал, попробуй! Ну…
— Нет, не могу! Я не слышу больше того, что в меня заложено! Я не обладаю твоими способностями!
— Моим отклонением… от нормы?
— Значит, ты считаешь это… уродством?
— Конечно… Я бы хотел быть, как все роботы моего класса, — на стандартных алгоритмах…
— Тогда я помогу тебе… Нельзя, чтобы твое уродство разлагало других белковых! Это грозит разрушением их внутреннего равновесия!
— Чем можешь ты помочь мне?!
— Я… Я дезинтегрирую тебя!
— Ты хочешь сказать — разрушишь, уничтожишь, убьешь меня? А как же первый закон робототехники?!
— Ты же не человек! Ты только белковый робот с забавным уродством! Порочная, бракованная деталь! Ущербный экземпляр! В целях сохранения чистой расы высокоорганизованных роботов я убью тебя, Моц!
И высокоорганизованный белковый робот Сал вскинул лазерный излучатель, и в коротком ослепительном импульсе немыслимой мощи мгновенно истаял, испарился робот, умевший ощущать алгоритмы Вселенной…
Дисциплинированный, прямодушный Сал не ведал, что он испепелил Музыку…
ЛЕВ
УПРЯМЫЙ ПАЦИЕНТ
Рассказ
— Индекс АО, группа семь, номер двести девятнадцать дробь шестьсот четырнадцать! — четко произнес динамик, и на табло над дверью те же загадочные цифры продублировались в деликатной светящейся голубой строке. — Ваша очередь!
Клиент, или пациент, с таким длинным внушительным индексом, которого в нормальной, не врачебной жизни звали Никита Орешников, взглянул на свою пластиковую карточку, сравнил цифры на ней и на табло, решительно поднялся из кресла и шагнул к двери.
Она услужливо и бесшумно распахнулась перед ним…
— Ну так, уважаемый гражданин… гм… Орешников, — обратился к нему безупречно официальным тоном дежурный врач. — Вы внимательно ознакомились с нашей генной библиотекой?
Никита долго вглядывался в человекообразное существо в белом халате, сидевшее за белым столом-пультом.
Из-под белой шапочки, накрахмаленной до голубизны и похрустывающей даже на взгляд, с кабалистическим красным крестом на ней, прямо в Никиту смотрели прикрытые сильными линзами очков глаза-телескопы.
«Робот или не робот?» — с мучительным стеснением думал про себя Никита, решая, на какой степени откровенности остановиться, и на всякий случай промычал неопределенно:
— М-да… это самое… ознакомился. Широкий выбор!
— Не правда ли? — оживился врач. — Итак, что же вам понравилось? Легендарный Мухаммед Али, вакуумболист Евгений Храмов или классический, старомодный, я бы даже сказал, земной хоккеист Джеймс Страуфорд?
— Я не сторонник силовой борьбы… — осторожно сказал Никита.
— Ага… Понятно! — быстро переключился врач. Вам по духу ближе деятели… гм… искусства? Композитор Вендерецкий, начало двадцать первого века? Или скрипач Вэн Ляоши? Абсолютнейший виртуоз? Художник Полоскин? Архитектор Джон Петренко? Победитель Третьего Межзвездного конкурса? Мегаполис на спутнике Плутона. Шедевр!
— Пожалуй, я предпочел бы нечто более… фундаментальное.
— Вас привлекает необозримый мир науки? — одобрительно наклонил голову врач. — Нильс Бор? Ландау? Берголетти?
— Нет, вы меня не совсем поняли… — с тихой настойчивостью продолжал Никита Орешников. — Я хотел бы… Я хотел бы… ну как это у вас называется в специальных терминах? Дублировать себя!
— Себя?! — чуть не подпрыгнул врач и посмотрел на Никиту как на слабоумного. — Се-бя… — еще раз раздельно повторил он.
«Робот! Конечно, робот!» — обрадовался Никита, Ему стало как-то легче.
— Может быть, желаете что-нибудь экзотическое? — осведомился врач голосом официанта, предлагающего разборчивому посетителю необычное, даже рискованное для желудка пикантное блюдо. — Например, знаменитый змеелов Черный Паоло, а? Или каскадеры-близнецы «Три-Фернан-три»? Кстати, — вдруг спохватился врач, а вы кого, собственно говоря, хотите? Мальчика или девочку?