В мире фантастики и приключений. Выпуск 1
Шрифт:
Между тем Ганешин, не теряя времени, вместе с Щитовым направился в радиорубку. Взвыл умформер, замелькали огоньки неоновых ламп, над тысячами километров океана понеслись условные позывные. Долго-долго стучал ключ, пока радист не повернул к офицерам вспотевшее лицо:
– Владивосток отвечает.
– Ну, сейчас решится судьба тех двух бедняг, - обернулся к Щитову Ганешин.
– Если удастся вызвать командующего… А вдруг он в отъезде?
Ключ стучал, умолкал, в ответ слышался характерный треск морзе, снова радист работал ключом, и снова Ганешин напряженно прислушивался к скачущему сухому языку аппарата. Ждали и покачивающийся
В штабе сообщили, что адмирал в море, на своем корабле. В безмерную даль полетели позывные мощного нового линкора. Где-то в пространстве они нашли антенны грозного корабля.
– Наконец-то!
– облегченно вздохнул Ганешин.
Ключ коротко, точно и ясно простучал просьбу и замолк. Несколько минут напряженного ожидания - и в треске тире и точек моряки услышали: “Даю распоряжение, желаю успеха”.
Теперь все было просто.
Щитов повел свой корабль на противоположный край района предполагаемого нахождения батисферы.
– Приготовить глубоководный буй, две тысячи семьсот метров! скомандовал помощник.
Мгновенно зацепили гак и вывалили за борт тускло блестевший снаряд, похожий на авиационную бомбу. Матрос дернул линь, гак выложился, и снаряд почти без всплеска исчез в зеленоватой черноте моря. Через четверть часа и пятьдесят секунд, по секундомеру помощника, над волнами в свете прожектора “Аметиста” выскочил слегка дымящийся предмет, раскрылся, подобно зонту, и маленький белый купол лег на воду. Советский корабль просигналил “американцу” просьбу держаться на плавучем якоре и застопорить машину.
– Я хочу избежать малейшего резонанса из винтов, - пояснил Ганешин мичману, становясь сам у эхолота и неторопливо поворачивая различные верньеры регулировки.
– Разрешите спросить… - робко начал мичман.
– Неужели вы думаете эхолотом нащупать батисферу?
– Конечно. Разве вы не знаете, что еще довоенные чувствительные эхолоты обнаруживали потонувшие корабли? Например, хьюзовский эхолот так прямо и вычертил эхографом контур “Лузитании”, даже вышло расположение надстроек. И это на глубине в пятьдесят фатомов… Размеры батисферы, сообщенные мне американцами, конечно, несравнимы с “Лузитанией”: шар три метра, сверху грибовидный поплавок двухметровой высоты. Но ведь наш эхолот гораздо чувствительнее и излучает поляризованно…
– А… глубина?
– осторожно возразил мичман.
– А точность регулировки?
– в тон ему ответил шутливо Ганешин и снова склонился над шкалой, заглядывая в таблицы океанографических разрезов.
Американцы, непрерывно следившие за советским кораблем, видели, как он то появлялся в полосе света, то снова исчезал, показывая красный или зеленый огонь.
– Смотрите, они ставят буйки!
– оживленно заговорил помощник, когда на втором повороте “Аметиста” перед носом “Риковери” закачался белый грибок.
– Очевидно, изобрели буй для глубин. Такие штуки давно употреблялись в подводной войне, и тут все дело в прочности линя. Они добились этой прочности, вот и все. Очень просто.
– Все вещи просты, когда знаешь, как их сделать!
– буркнул помощник в ответ своему капитану.
Час за часом белый корабль бороздил небольшую площадь моря между четырьмя накрест поставленными буйками. Ветер стих, поверхность воды стала маслянистой, гладкой. У запертых в батисфере
– Нашли… они нашли!
– вскрикнула, вся затрепетав, жена инженера Милльса.
На американском судне заспорили, и это как нельзя лучше показывало оживление смертельно уставших людей. Но тут, поднимая, как на крыльях, и обещая так много, уже знакомый им голос с “Аметиста” спокойно сообщил в мегафон:
– Батисфера найдена!
Полсотни человек на палубе “Риковери” ответили радостным криком.
В штурманской рубке Ганешин набивал трубку, полузакрыв перенапряженные глаза. За четыре часа поисков лента эхографа покрылась серией кривых, сменявших одна другую, но ни один выступ не нарушал гладкой линии скального профиля. Корабль двигался очень медленно, однообразие получаемых результатов усыпляло внимание, и нужно было все время поддерживать бдительность волей. Недалеко от очередного поворота перо эхографа, до сих пор шедшее плавно, подскочило, и крошечная дужка едва приподнялась над ровной линией.
– Есть!
– радостно вскрикнул Ганешин.
Помощник стрелой метнулся к мостику. Звякнул два раза телеграф “стоп” и “назад”. Щитов прокричал:
– Буй, две тысячи восемьсот метров!
И тяжелая бомба рухнула с левого борта.
– Ура, повезло!
– поздравил изобретателя Щитов, зайдя несколько минут спустя в рубку.
– Ну, не очень, - устало отозвался Ганешин, - четыре часа крутились… Времени осталось мало, но нужно ждать. Я тут на диване поваляюсь, пока самолет…
В дверях появился помощник:
– Американцы спрашивают: может быть, им начать попытки зацепить батисферу сейчас же?
Щитов посмотрел на Ганешина. Тот, не открывая глаз, ответил:
– Конечно. В таком положении нельзя пренебрегать ни одним шансом.
“Аметист” уступил свое место у буя американскому судну. Отойдя на несколько кабельтовых, он плавно покачивался, будто отдыхая. И в самом деле, уставшие моряки разошлись по каютам, оба командира устроились в рубке. Только вахтенные смотрели в сторону американского судна. Там слышался лязг лебедок, свист пара и скрежет тросов: американцы снова действовали, зараженные удачей советских моряков.
Ганешин и Щитов проснулись одновременно от шума самолетов.
– Нет, не наш, - определил Щитов.
Светало. Сырость и холод забирались под одежду, подбодряя невыспавшегося капитана. С мостика море казалось необычайно оживленным: у бортов “Риковери” ныряли, качаясь, два самолета, а немного поодаль стояли два военных судна - длинный серый высоконосый крейсер и приземистый сторожевой корабль.
– Население увеличивается, - усмехнулся Ганешин.
– Сейчас должны быть и наши. Проедусь-ка я к американцам, посмотрю, что и как…