В мире фантастики и приключений. Выпуск 1
Шрифт:
IV
Много приобрели мы за это время друзей и много друзей потеряли. Скольких старых и молодых, веселых или печальных проводили мы в опасный путь! Сколько дней и ночей волновались мы: удастся ли им вернуться, увидим ли мы их снова? Помню, как мы встречали возвращавшихся с операции. Издали еще пересчитываешь: семь человек, а уходило десять. Кто же погиб? Сколько за это время хороших людей не вернулось…
Похудел и постарел отец, осунулся Вертоградский, даже у Якимова, силача и здоровяка, круги усталости легли под глазами. Какой нелепостью звучало у нас слово “отдых”! Разве можно здесь говорить об отдыхе? “Работать, доценты, работать!” День, утро, вечер, короткий сон - и снова пожалуйте в лабораторию, к столу.
Но вот у отца стали веселее блестеть глаза, и порою он с удовольствием потирал руки. Появилась надежда, что мы приближаемся к концу нашей работы. Две маленькие мышки с аппетитом ели крупу и увлеченно грызли дощатые стенки своих клеток. Обе они были поражены неизлечимой болезнью - обеих их вылечила вакцина.
Я вспоминаю воскресный вечер после выздоровления этих мышей. К нам пришло в гости несколько человек. Никогда я еще не видела таким веселым отца. Он много рассказывал, смеялся и даже спел какую-то старую песню, в которой забыл всю середину и половину конца.
Он еще не хотел в тот вечер рассказывать гостям о наших лабораторных успехах, но, может быть, у него был слишком счастливый вид, а может быть, Вертоградский сболтнул лишнее, - во всяком случае, гости догадались, что у нас хорошие новости, пристали с расспросами, и пришлось отцу рассказать об удачных опытах.
Героические мыши были принесены в клетке и поставлены на стол для всеобщего обозрения, а отец поведал о плане дальнейших испытаний вакцины. Около двухсот проверок должна была она пройти, прежде чем быть испытанной на людях. Но события развернулись не так, как мы ожидали, и вакцина была испытана гораздо скорее.
Группа в пятнадцать человек ушла на операцию. Готовился взрыв железнодорожного моста. Командовал группой Володя Заречный, тот самый, который ловил нам в лесу мышей. Теперь Махов доверял ему серьезные задания. На следующую ночь связанные с нашим отрядом крестьяне видели, как мост взлетел в воздух. С часу на час мы ждали наших обратно. На всех тропинках выставлены были заслоны, чтобы встретить их и помочь, если понадобится. Но они не пришли ни в эту ночь, ни в следующую. Только на четвертые сутки девять человек из пятнадцати, измученные, покрытые пылью и кровью, вернулись на Алеховские болота. Идти могли только восемь. Девятого, Володю Заречного, посменно несли на самодельных носилках. Он был ранен в ногу, в живот и в плечо.
Восемь человек пошли отсыпаться, а Володя поступил в распоряжение доктора Гущина. Отец ассистировал ему при операции. На следующий день Володя пришел в сознание, еще через день повеселел и стал просить есть, а еще через день у него подскочила температура. Началась газовая гангрена.
Доктор Гущин постучался к нам в двенадцатом часу. Мы уже легли. Я услышала стук и, накинув платье, побежала открывать.
– Мне нужно Андрея Николаевича, - сказал Гущин.
– Он спит, - ответила я.
– Разбудите его.
Я побежала в мезонин. Отец уже проснулся, услышав голоса и шаги. Я сказала, что его просит Гущин, и он торопливо спустился по лестнице. Ассистенты тоже, вышли из лаборатории, так что все мы собрались в столовой.
– Добрый вечер, Василий Васильевич, - сказал отец.
– Присаживайтесь, Валя сейчас чаю согреет.
– Андрей Николаевич, - сказал Гущин, - плохо Заречному. Типичнейшая газовая гангрена.
Отец отвел глаза в сторону,
– Бедняга, - сказал он.
Мы все молчали, отлично понимая, о чем хочет говорить Гущин.
– Андрей Николаевич!
– сказал врач. Отец молчал.
– Андрей Николаевич!…
– Я не могу, - сказал отец.
– Вы как врач поймете меня. Это не мышь. Я не имею права.
Гущин подошел к отцу.
– Я не сомневаюсь, что вы согласитесь, - тихо сказал он.
Отец провел рукой по голове и зашагал по комнате. В дверь опять постучали. Якимов пошел открывать. Он вернулся с Маховым. У Махова было очень усталое лицо.
– Согласен?
– спросил он у Гущина, ни с кем не здороваясь.
– Не сомневаюсь, что согласится, - ответил Гущин.
Махов подошел к отцу и обнял его за плечи.
– Решайтесь скорее, Андрей Николаевич, - сказал он, - ведь погибает же человек! Подумайте сами, Володька Заречный погибает… Помните, как он вам мышей ловил, а я еще его изругал тогда?
Махов засопел носом, отошел и стал у окна спиной к нам.
Отец развел руками. Он очень волновался. Он старался застегнуть пиджак, но пальцы так прыгали, что он все не попадал петлей на пуговицу.
– Как вы можете так говорить!
– сказал он.
– Ведь это же нельзя, ведь это же не проверено, ведь я же могу убить его…
– Вы можете его спасти, - сказал Гущин, - а без вас он умрет обязательно. Я не понимаю, о чем вы думаете.
– Не знаю, не знаю… - забормотал отец.
– Это легкомыслие. Это тог против чего я всегда боролся, Это ненаучно”
Махов резко повернулся к отцу. Он заговорил хриплым, немного задыхающимся голосом:
– А по-моему, лучше пусть Володя ненаучно выживет, чем умрет по всем правилам вашей науки! Думаете, он стал бы колебаться, если бы вас нужно было спасать?
– Товарищи, товарищи, что вы… - повторял отец. Он очень побледнел, руки у него так и прыгали.
– Хорошо. Вероятно, вы правы. Конечно, обстоятельства таковы… Ну что ж, нельзя бояться ответственности.
– Никакой ответственности нет, - сказал Гущин.
– Мы все понимаем, что работа не проверена. Но лучше один шанс на спасение, чем ни одного.
– Да, да, - говорил отец, - конечно, вы правы. Я понимаю. Юрий Павлович, приготовьте вакцину а шприцы. Валя, согрей пока чаю. Я немного разнервничался. Мне надо чаю выпить, и я пойду.