В мире фантастики и приключений. Выпуск 5. Вахта «Арамиса»
Шрифт:
Кузин озадаченно пошевелил волосами.
— Это имело бы резон, если бы наши направления совпадали, — совершенно серьезно сказал он. — Однако мы исходили из совсем иных данных.
— Ничего удивительного. Лиденцов стоял у истока, ему было виднее.
…Голоса их доносились к Осокину невнятно, единственное, что он понимал, — быстро растущую уважительность к Лиденцову. Они объясняли Лиденцова, ссылались на Лиденцова, изумлялись Лиденцову, как будто и не было недавних смешков. Фигура Лиденцова росла, обретала авторитет, уже мелькало, как само собой
Осокин подозвал директора, наиболее из них понятного, и спросил о памятнике. Директор успокоил его: памятник, конечно, преувеличение. А в таких делах преувеличение вредно: когда замечают преувеличение, то начинают подозревать и истину… Но тут его перебили: дело, конечно, не в памятнике, однако, если подтвердится насчет модели молекулы и если найдутся последние работы Лиденцова, то они войдут в историю физики.
— Мало ли кому памятники ставят! — выкрикнул Лева Туманович.
Осокин запоминающе осмотрел этого лысого юнца:
— Кого вы имеете в виду?
И все строго покачали головами, а директор отобрал у Левы мел.
— Господи, при чем тут памятник? — удивился Кузин. — Кого интересует памятник?
— Товарища Осокина интересует, Матвея Евсеевича! — крикнул Лева. — Это он настаивает.
Тогда Осокин начал выпрямляться в кресле.
— Наоборот! — сказал он. — Как раз в другом смысле. — И достал фотографию. На этот раз фотографию взял Кузин и надолго замер над ней, грызя ноготь. Как во сне, он сделал несколько шагов, волосы на голове его зашевелились.
— Магнит! — вздрагивающим голосом произнес он.
Его обступили, нависли над фотографией.
— Непроницаемый… вытесняет… диамагнетизм!.. Отрицательная проницаемость! — выпаливал Кузин.
— Теперь ясно: поддерживается своим полем.
— Магнитная подушка.
— Какая красота!
Фигура Лиденцова висела перед ними в воздухе без постамента, и они начинали понимать все, что с этим связано, и блаженствовали.
Кузин подбежал к Осокину:
— Вы не обратили внимания, Матвей Евсеевич, из чего был сделан круг, который на земле? Материал блестел? А низ фигуры? — Кузин умоляюще засматривал в липо Осокину. — Пожалуйста, Матвей Евсеевич, дорогой, припомните.
— Не заметил, — машинально ответил Осокин и тут же опомнился, отшатнулся. — Не было никакого памятника, о чем вы говорите, не было его!
— Как жаль, как жаль, — расстроенно сказал Кузин. — Вряд ли они употребили титанат стронция… — И устремился к доске, где горячо обсуждали устройство памятника, прикидывали зазор силы магнитного поля, ток, который должен циркулировать по кольцу. Замысел памятника, по мере того как цифры сходились, вызывал все большее восхищенье. Надо же было додуматься, чтобы так остроумно воплотить сущность идеи Лиденцова. И как раз в памятнике ему же! Именно в памятнике, то есть в сооружении, поставленном навечно, то есть показать смысл сверхпроводимости — когда сопротивления нет, ток движется вечно. Блистательно!
Они вспомнили
Фигура Лиденцова продолжала расти, подниматься, и вместе с ней росли угроза Осокину и его тревога.
— Понимаете — значит, открытие Лиденцова — факт! — сияя нежностью, обратился к Осокину Маркин. — Иначе осуществить такой памятник было бы невозможно.
Осокин посмотрел на него с презрением:
— Что невозможно?
— Ну, это… — Маркин поднялся на цыпочки, взмахнул руками, — парить!
— Так, — сказал Осокин ничего не выражающим голосом, от которого все притихли. — Я-то полагал, что вы, как специалисты, с точки зрения науки… Ведь ваша задача разобраться и опровергнуть. Такого явления нет и в наше время быть не может. А вместо этого находятся товарищи, — палец его остановился на Маркине, — фактом называют! Голый факт сам по себе еще ничего не означает.
— Можно предположить временной сдвиг. — Маркин виновато переступил с ноги на ногу. — Общей концепции у меня пока нет.
— А что особенного? — вмешался Лева. — Знак времени меняется при переходах из одной среды в другую. Еще Льюис Кэрол обнаружил. У белой королевы память была устроена так, что лучше всего она помнила события будущей недели.
— Как? — переспросил Осокин.
— Нет-нет, — сказал Кузин, — такое может происходить лишь по ту сторону зеркала.
— А если допустить, что была повернута ось времени? Следствие тогда наступает раньше причины.
— …Достаточно сместить ось времени.
— Погодите, — сказал Кузин, — Лиденцов ведь ощущал это смещение. Он воспринимал сдвиг как болезнь; вполне возможно, физически для организма тяжело… — В таких случаях вместо памяти развивается способность обратная…
Осокин постучал ложечкой, как он делал когда-то на. узких совещаниях, и все стихли. Неужели они со своими приборами и диссертациями не понимают, до какого абсурда они докатились!
Кремовые халаты обступили его, внимая каждому слову.
Не стесняясь, он вдруг расхохотался им в лицо. Всерьез рассуждать о ком — о Лиденцове! Как будто такой горемыка, придурок может быть великим человеком. Тупицы! Он-то знал Лиденцова, он-то видел его. Только что видел — красный носик уточкой, нахал, которого он осадил, и тот живо хвост поджал. Рожденный ползать летать не может.
От его смеха они втягивали свои ученые головы в плечи, но при этом они не переставали разглядывать его слишком пристально, как врачи.
— Это в старое время гении оставались непризнанными! — заключил Осокин.
— Гений — явление любопытное. — Кузин подергал себя за волосы. — Подсознательное «я» у гения существует в ином виде времени. По отношению к сознанию оно может быть будущим. Нет точных доказательств, запрещающих перемещения во времени. Раз физика не запретила, значит это может быть, значит оно существует в природе. Мы его еще не выявили.