В мире фантастики и приключений. Выпуск 7. Тайна всех тайн
Шрифт:
— Я не могу без тебя, Крэл.
— Уедем вместе.
— Я не могу без Холпа, без Ваматра… Зачем мы ушли из-под сосен? Дождик усиливается.
— Он ласковый.
— И мокрый… Будет гроза.
— Да, будет.
Они вернулись к соснам и сели, держась за руки. Крэл рассказал о предложении Хука шпионить у Нолана.
— Да как он смел предложить такое. Тебе предложить!
— Хук есть Хук, Инса.
— Что же мы будем делать?
— Коротать эту ночь здесь.
— Она самая короткая в году, Крэл.
— Жаль. — Крэл обнял Инсу, и она прильнула к нему. Доверчивая, впервые совсем неколючая.
— Отвратительно…
— Ты
— О подлости.
— Не надо сейчас.
Но Инса продолжала шептать:
— Даже по отношению к Нолану нельзя допускать такой подлости.
— Ты сказала — даже по отношению к Нолану?
— Ты всё еще боготворишь его, а он шпионит за нами. — Инса ждала, что ответит Крэл, но не дождалась и спросила: — Где ампулы, которые он дал тебе? Помнишь?
Крэлу стало жарко — он ни разу не вспомнил об ампулах и не знал, где они.
— Одну мы исследовали, — продолжала Инса спокойно. — Собака сдохла сразу.
— Инса! — вскочил Крэл.
— Ой, какой ты несносный. Было так уютно. — Она встала, потягиваясь, закинула руки над головой и, прислонясь к стволу, смотрела вдаль, на восток. Там уже появилась светлая полоска зари. Но над ней всё еще чернели тучи. Левее они сливались с чернотой земли, и только когда вспыхивали зарницы, частые, далекие и нестрашные, было понятно, где тучи, где земля.
— Неужели ты думаешь, что я соврала?.. Всё еще недоверчив, насторожен…
Крэл не ответил, не мог не думать о Нолане. Что же он замышлял? Отнять жизнь, давая ампулы, отнять Инсу, предупреждая об амулете?..
— Крэл, не думай о них хотя бы сейчас… Ведь эта ночь наша… Мне так хорошо… Мы будем любить друг друга, Крэл, и нам будет… нам будет очень трудно… Пойдем, Крэл, пойдем в Холп.
Топазовая полоска разрасталась, по верхнему краю начинала зеленеть, и от этого темнее становились тучи на севере, а в них ярче блестели зарницы. Крэл взглянул на Инсу и тихонько прочел:
— «В твоих глазах оставила гроза свою разгневанную вспышку…»
— О, Крэл, ты помнишь эти стихи? Они хорошие. Как там дальше? «А дождь…»
— Я не всё помню. Кажется, так: «А дождь все льет и льет свой теплый мед, и тянут сосны к нам своп измоченные лапы…»
— «Меня пьянит сосновый запах», — подхватила Инса.
— «И мы идем. До самых зорь!»
— «Не спорь — дорогой зорь!»
— «Без капли лжи…»
— «Для нас рассвет, как пейзажист, на синь холста, па синеву куста, на неба синь кладет кармин».
— «Для нас гроза — сумбурный композитор — вплетает нежные мотивы».
— «Да, я хочу с тобой вдвоем и под одним плащом уйти в такой зовущий ливень!»
— А ливня-то и нет, — высвободила руку Инса. — Так, дождичек. Едва моросит. А почему вдруг ливень, когда и неба синь, и солнца нового кармин? Ведь тучи, когда ливень! До чего же стихи вещь неточная. Даже хорошие.
— Ты всё умеешь высмеять…
В ворота Холпа они вошли почему-то крадучись, словно нашкодившие подростки. Молча прошли по главной аллее, и Крэл не знал, куда Инса свернет. Она свернула на дорожку, ведущую к его коттеджу. На веранду она вбежала первой, отряхнула с волос воду и подошла к двери. Крэлу не давала покоя мысль об амулете, почему-то непременно хотелось избавиться от него. Будто угадав, о чем он думает, Инса сияла цепочку с шеи, надела ее на палец и стала раскачивать амулет, как маятник. Тихонько смеясь, она раскрутила его пращой, отпустила, он полетел далеко в парк, и она подтолкнула Крэла к двери.
Холп пришлось эвакуировать.
Приток насекомых возрос. По дорожкам и без дорожек тли муравьи, термиты, жуки; летели бабочки, стрекозы, пчелы, мухи, комары, ползли клопы, вши, тли, гусеницы. Гибли от истощения и иссыхали, но те, которые добирались до башни, попадали к протоксенусам.
Старинный красавец парк погиб. Он стоял обглоданный, истерзанный, мертвый. Коттеджи, еще недавно такие чистенькие, уютные, превратились в зловонные вместилища всякой гниющей живности, лабораторные помещения заваливались издыхающими насекомыми. Трупы их накапливались в гараже и складах, трансформаторных будках, канализационных колодцах. А насекомые всё двигались и двигались к Холпу, проникая во все щели и отверстия, заполняя собой всё вокруг.
Применить ядохимикаты холповцы не решались, боясь повредить протоксенусам. В какой-то мере помогали птицы. Теперь они собирались над Холпом тучами. Пиршество пернатых, обильное, неистовое, было отвратительно шумным, но и их приходилось терпеть, иначе специально нанятые рабочие вовсе не управились бы с расчисткой.
Назревал скандал. Давно заржавевшие ворота (милые сердцу Крэла граммофончики разом сожрала стремившаяся к башне орда) починили, закрыли и выставили надежную охрану, оберегая Холп от репортеров.
Хук созвал экстренное совещание.
— Мы не можем допустить огласки. — Глава фирмы был мрачен, суров и полон решимости потребовать от ученых деловых предложений. — Боюсь, нам не избежать неприятностей. Некоторое время я еще смогу сдерживать натиск любопытных и пострадавших из-за нас, а затем? Насекомые испоганили всю округу. Посевы близлежащих к Холпу ферм практически погибли. Под угрозой Толорский лес, а это уже не шутки. Компенсировать потери фермеров, может быть, и удастся, но национальный заповедник!.. — Хук помолчал немного и продолжал совсем тихо: — Люди хотят знать, что же у нас творится. По имеющимся у меня сведениям, местные власти настояли па создании правительственной комиссии. Значит, девиз «Мой дом — моя крепость» станет недейственным. Пока еще никто толком не знает о существе наших изысканий, но сейчас, когда со всех концов на нас движется эта мразь!.. Словом, так, давайте решать и решать срочно, что будем делать?
— Я считаю, — начал Ваматр, — прежде всего следует выяснить, почему новой породе протоксенусов потребовалось такое огромное количество насекомых. Для поддержания энергетического баланса им нужно… Петер, скажите, пожалуйста, во сколько раз увеличился вес протоксенусов?
— В два и три десятых раза.
— А приток насекомых?
— В сто пятьдесят раз.
— Ну вот, спрашивается, зачем? Почему они затеяли такое?
Желающих ответить на вопрос Ваматра не нашлось. Молчание становилось тягостным. Хук нетерпеливо выстукивал пальцами по крышке своего стола, и это начинало раздражать почти всех собравшихся на совещание. Наконец встал Крэл. Хук уже перестал стучать, а Крэл снова опустился на стул.