В моей руке – гибель
Шрифт:
В последних словах было столько чисто женского, змеиного и двусмысленного, что Катя чуть не плюнула с досады: тут речь о серьезных делах, о подозрении в убийствах, а Лизка…
— Во сколько приедешь? — спросила она Лизу.
— Не знаю, как получится. Часикам к семи, может быть.
На том они и расстались. Сухо. Очень сухо. Этой сухости, даже враждебности Катя долго не могла себе потом простить.
ОНА И НЕ ЗНАЛА, ЧТО ВИДИТ ПРИЯТЕЛЬНИЦУ В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ.
Она прождала Лизу весь вечер. Ни в семь, ни в восемь, ни в девять Лиза не приехала. Телефон квартиры в Строгине не отвечал. На квартире Лизиных родителей работал автоответчик — Гинерозовы уехали отдыхать в Сочи.
Катя звонила Лизе Гинерозоввй и в полночь, и в час ночи — телефон
Глава 25
ТРУП В ЛЕСУ
«Никита, ЕЕ НИГДЕ НЕТ. Мы вчера с Мещерским весь день искали. ОНА ПРОПАЛА. Лиза… Это ОН ее убил. Я знаю, чувствую, он сумасшедший. И ЭТО ОН. Он, понимаешь?»
ТАКОЙ Кати Колосов не видел никогда. Утром в половине девятого она словно торнадо ворвалась в его кабинет, оглушительно шарахнув дверью. Он собирался ехать в Раздольск сразу же после оперативки у шефа. Начальство требовало активизировать работу по раскрытию убийства, осведомлялось и о готовности отчета для коллегии — словно он мог разорваться и на работу на земле, и на кабинетную бюрократию.
Все эти дни Колосов, точно пловец, барахтался в бурном море бумаг: справок, рапортов, обзоров, сводок, протоколов допросов и очных ставок.
В отличие от раздольских дел убийство в изоляторе можно было считать почти раскрытым. За выходные из шестидесяти сокамерников покойного Карпова-Акулы выявились шестеро из числа будущих этапников, ранее неоднократно судимых, чьи прежние криминальные связи вели прямиком к михайловской группировке. Круговая тюремная порука оказалась на практике не такой уж нерушимой. В изоляторе круглосуточно работала следственно-оперативная бригада. Шли многочасовые допросы заключенных. И постепенно свидетели развязывали языки. К счастью, свидетельскую базу не надо было даже искать: убийство Акулы произошло на глазах сокамерников. И для того, чтобы побороть их закоренелое упрямство, ненависть, страх, нежелание сотрудничать со следствием и тюремной администрацией, нужны были только адское терпение, профессиональная смекалка и время, а последнего как раз, как всегда, и не хватало. Имя, точнее, имена тех, кто непосредственно набросил на шею Акуле удавку, должны были, как говаривают сыщики, озвучиться и лечь на протокол в ближайшие дни. Колосов считал это дело на восемьдесят процентов сделанным, его теперь снова интересовал Раздольск. Но это неожиданное появление Кати…
— Кто ОН, Катя? — спросил он тихо. Встретился с ее взглядом и… встал. Подошел к двери, запер ее на ключ.
— Степан Базаров, — она произнесла это имя после затянувшейся паузы. И это тот, кого ты… кого мы, Никита, искали в Раздольске.
Она мужественно выдержала его взгляд.
— Давай-ка присядем, — Колосов обошел стол, обнял Катю за плечи, бережно подвел к стулу. — Сядем рядком, потолкуем ладком.
Катя села, чинно сложив руки на коленях. Стиснула пальцы так, что на коже выступили белые пятна. Колосов видел, как она взволнована, напугана. Но она молчала. И это было так на нее не похоже! Он присел напротив нее на угол стола.
— Дай мне руку, — сказал.
Она не шевелилась. Он взял ее руку сам. Почувствовал, какие у нее пальцы мягкие, тонкие, нежные. Никакой тут работы по дому, кухне, понятно такие пальцы привыкли держать ручку, губную помаду да ложку за обедом.
— Катя, скажи только одно: ты мне друг?
— Да. Да, Никит.
— А я тебе… — Он помедлил: настал, что ли, решающий момент? — Я тебе больше чем друг.
Она взглянула на него. Удивленно — и только.
— И мне ты можешь сказать все, Катя, — заключил Колосов.
И тут она ощутила, как внутри ее настежь распахнулись какие-то ржавые, прежде наглухо закрытые ворота.
Колосов не задал ей ни единого вопроса, не перебил ни разу. Слушал терпеливо сбивчивые фразы. МОЗАИКА… вот она, оказывается, какая, эта мозаика — кровь на заборе, шерсть
Катины слова об оборотне, медведе, психозе вервольда, как она это почему-то называла — почему? Вервольд — это же что-то вроде человека-волка, а тут медведь, машинально отметил Колосов. Ее рассказ о визите к гадалке Лейле, о разгроме цыганского праздника, об интимных откровениях этой Лизы Гинерозовой — в ночь смерти Базарова ему, помнится, так и удалось потолковать с невестой близнеца — порождали все новые бесчисленные «но», новые вопросы, на которые пока не было ответа. И МОЗАИКА СНОВА НЕ СКЛАДЫВАЛАСЬ.
Когда Катя рассказала о том, что произошло между нею и Степаном в цыганском поселке, а затем в школе, — клюквенно покраснела. Но не умолчала ни о чем — он это чувствовал.
— Значит, ОН лечился в Институте мозга? — спросил Колосов, когда Катя умолкла. — И его брат называет его сумасшедшим?
Катя кивнула.
— Ты можешь сказать, что и нас с тобой кто-то в запальчивости может так обозвать. Но это не то, Никита. ОН извращенец и маньяк, — сказала она, голос ее был глух. — А иногда это и не он даже, а МЕДВЕДЬ из его детских снов. И тогда он, наверное, и выходит на охоту и начинает убивать. Я не знаю, что бы произошло там со мной, если бы не Димка.
А Лизу… ЭТО ОН ЕЕ УБИЛ. Ее нигде нет. Нигде, понимаешь? И я тебя прошу, Никита, умоляю. Помоги. Никто, никто не поможет, не поверят. Ты — мой друг, больше чем друг, как ты говоришь, так поверь мне, что это ОН, и помоги.
И сейчас, прямо сейчас… Ее надо искать. Хотя бы тело…
— Знаешь, Катерина Сергеевна, о чем я сейчас думаю? — Колосов смотрел на полированную крышку письменного стола, как в черный омут. Смотрел, не замечая своего отражения, только блики от солнца. — Отчего это люди стесняются говорить друг с другом, а? Даже близкие, даже друзья. Точнее, говорят, но как глухие с глухими. Не слышат ни черта. Не контачит в них что-то. В нас не контачит, Катя! Самое главное и не стыкуется. В этом деле мы с тобой шли одной дорожкой. Кстати, ты сама на этом настояла. Потом мы развернулись спиной друг к другу и сделали огромадный крюк по лесам, болотам, трясинам… И потом, каждый со своей стороны, мы уткнулись в тот чертов пень, где ножи. А могли бы гораздо раньше уткнуться, если бы шли вместе под ручку… Что ты смотришь на меня? Я не заговариваюсь, Катерина Сергеевна. Хочешь знать, чем я всю прошлую неделю в Раздольске занимался? Сказать — не поверишь. ОБОРОТНЯ В ЧАЩЕ ЛОВИЛ. Да так и не поймал… тень.
Катя пожирала его широко раскрытыми изумленными глазами. Хотя ей еще секунду назад казалось, что они попусту теряют время на разговоры, а надо что-то немедленно делать — искать Гинерозову и… Но ТО, ЧТО В СВОЮ ОЧЕРЕДЬ ПОВЕДАЛ ЕЙ НИКИТА, стоило потраченных минут.
Потом все разговоры ушли на второй план. Настало время действовать. Они приехали в Раздольск к часу дня. Колосов по дороге спросил только:
— Почему ты считаешь, что эту девицу надо искать там, а не где-то в Москве?
— ОН звонил ей. Лиза мне сама сказала: Степан откуда-то звонил ей утром. Потом вчера, когда мы с Мещерским носились по всем ее адресам, я побывала у нее на работе в редакции журнала, — сбивчиво начала пояснять Катя. — Она на работу не вышла. Там все в тревоге: у нее было запланировано интервью в представительстве «Картье» — это ювелирная фирма, она их сама целый месяц добивалась и не приехала.