В моей смерти винить президента... (сборник)
Шрифт:
Встаёт.
Заново строит сооружение.
Стул на диван. Табуретку на стул.
Смотрит задумчиво на уродливую пирамиду.
МАМОНТОВ
(обходит вокруг дивана):
– Странно... Почему именно я стал неудачником?! Почему я?! Почему я... У Давыдова всё для этого было – сопли, плохие заметки, плохая зарплата, рваные джинсы, растянутый свитер, отсутствие зонтика, квартиры и оптимизма... Почему я?!! Я тоже писал детективы, но у меня
Лезет на пирамиду.
Балансирует и хихикает.
МАМОНТОВ:
– Какие высокие потолки... И почему я не догадался построить второй этаж? Ланка, если бы у нас был второй этаж, ты изменила бы мне с Давыдовым?! Изменила бы... Против двадцати двух сантиметров разве попрёшь с малогабаритной квартирой?
Замирая, смотрит на портрет.
МАМОНТОВ:
– Только ты не подумай, что я вешаюсь из-за тебя. Нет! Просто кризис. Мировой финансовый кризис среднего возраста. Знал бы, верёвку купил. Вот у Давыдова наверняка есть длинный капроновый фал, но у него никогда не хватит чувства юмора повеситься в Новый год. Чёрт...
Долго балансирует и, наконец, падает. Садится возле дивана.
МАМОНТОВ:
– А ведь всё равно все подумают, что я повесился из-за твоей измены. Или из-за того, что у Давыдова тиражи, а у меня – заметки. Или из-за того, что газету закрыли, или... Чёрт, кажется, придётся писать объяснительную... или как там это правильно называется? Предсмертную записку! «В моей смерти прошу винить... трам-пам-пам!»
Вскакивает, бежит к шкафу, достаёт пачку бумаги и ручку.
Садится за стол.
Задумывается, грызя ручку.
СЦЕНА ВТОРАЯ
МАМОНТОВ:
– В моей смерти прошу винить... прошу винить... Кризис? Нет, какой, к чёрту, кризис?! Кризис – понятие абстрактное, неодушевлённое и удобное, когда надо кого-то винить. Нет, не кризис. Кого можно винить в своей смерти, когда до Нового года осталось пятнадцать минут?! Знаю, кого.
Вскакивает, хватает гантель и несколько раз выжимает её правой рукой.
МАМОНТОВ:
– Знаю, кого! Как я сразу не догадался, кто виноват в моей смерти?
Начинает быстро ходить по комнате, дёргая себя за удавку.
МАМОНТОВ:
– Как же я сразу не догадался!
Хватает бумагу, ручку, садится за стол.
Пишет, диктуя сам себе вслух.
МАМОНТОВ:
– «Уважаемый президент! Как ни крути, а во всём виноваты Вы...» Нет, стоп, что это такое – «как ни крути»?! Чего не крути? Кого ни крути? Президента? Давыдова? Мою несчастную, загубленную жизнь?! Ах ты, чёрт... Трудно-то как! Трудно и очень волнительно обвинять в своей смерти кого-то, пусть даже и президента...
Рвёт бумагу, бросает под стол.
Берёт новый лист, пишет, диктуя вслух.
МАМОНТОВ:
– Господин президент! Мне сорок четыре года, я среднестатистический житель Москвы без особых талантов и... Стоп. Какая разница президенту, сколько мне лет? И почему это я «без особых талантов»?!
Рвёт бумагу, бросает под стол.
Берёт новый лист, задумывается, грызя ручку.
Снова пишет, диктуя вслух.
МАМОНТОВ:
– Господин президент! Кризис, он у каждого свой. У меня кризис... полный. Кризис всего. Любви. Финансов. Самооценки. Старой дружбы. У меня даже кризис верёвки, на которой мне предстоит повеситься! Вы заметили, господин президент, что моя удавка состоит из непосредственно верёвки, куска старой проволоки и поношенного ремня?! Заметили ли вы, господин президент, что... Чёрт!
Вскакивает, рвёт бумагу.
Веером разбрасывает обрывки по комнате.
Берёт новый лист, садится и диктует себе.
МАМОНТОВ:
– Господин президент...
Слышится стук молотка за стенкой.
МАМОНТОВ
(вскакивая):
– Заткнись, дятел! Убью, сука! Убью!
Бьёт в стену гантелью.
Стук усиливается и учащается.
Мамонтов поворачивается к стене спиной.
Монотонно начинает долбить в стену ногой.
МАМОНТОВ:
– Господин президент! Вы не знаете, отчего в стране полно придурков с молотками? Отчего они заколачивают гвозди днём, ночью, утром, вечером, в будни, в выходные и даже в Новый год?! Может, существует кризис мозгов? Может, когда голову занять совсем нечем, руки тянутся к молотку и гвоздям?! Может...
Перестаёт стучать ногой в стену, прислушивается.
Молотка не слышно.
Мамонтов на цыпочках подходит к столу, ведя себя за удавку, как за поводок.
Рвёт предыдущую бумагу, бросает под стол, берёт следующий чистый лист.
МАМОНТОВ
(диктуя, пишет):
– Господин президент! Страна на грани развала! Вернее, не страна, конечно, а лично я, но разве отдельно взятая личность – это не целая страна со своими возможностями, талантами, тараканами, гусями и кризисами?! Почему, господин президент, мою газету закрыли, а издательство, которое издаёт Давыдова, цветёт и пахнет?! Почему?!! Разве это справедливо, одним – всё, а другим пятнадцать сантиметров?! Извините, господин президент, я, конечно понимаю, что это не к вам... Это к доктору. Впрочем, всё – к доктору. К вам – только по существу. А по существу, это как? Вот у меня жена... того... с другом детства... в моей кровати. Вы не могли бы издать закон, согласно которому друга детства в такой ситуации можно было бы на месте, прямо в своей кровати, прямо на жене... шампуром в жизненно важные органы?! Ну да, это не выход. Так в стране никого не останется, может быть, даже вас, господин президент, потому что все мы чьи-то друзья...