В нашу гавань заходили корабли
Шрифт:
На крики рассерженных дам пришли два мужика из местных, помоложе тёток и порешительнее Пети. Совершенно не знакомые с правилами ведения рукопашного боя в городе и не тренированные в спецлагерях мужики накостыляли приезжим и загнали их обратно в автобус. Туда же был депортирован участковый, прибывший на помощь интеллигентствующей молодежи. Учитывая то, что участковый был лицом официальным, ему досталось больше всех.
Над поселком нависла революционная ситуация. Её усугубило радиообращение Гаранта, которое транслировалось по всем радиоточкам. Гарант был, как всегда, многословен и невнятен.
Жители поселка вышли на берег в полной решимости. На общем собрании выбрали председателем поселкового совета капитана Мухина. А старому объявили недоверие и в знак импичмента поставили лимузин поперек улицы так, что теперь он не мог никуда ехать.
Однако беда пришла, как всегда, неожиданно. В здании погранзаставы зазвенел школьный звонок - сигнал того, что необходимо произвести смену дежурного экипажа на «Внятном». Сельчане понимали, что без руководства им не удастся сдержать напор чужаков. Поговаривали, что против митингующих уже готовится спецназ из Вашингтона. Серафима клялась, что своими глазами видела людей в скафандрах недалеко, в горном лесу, и что они даже хотели поломать тарелку бухгалтера Иванова, но не знали как.
Но с другой стороны - служба есть служба. И Мухин решился. В полной секретности на шлюпку были доставлены две канистры солярки из стратегического поселкового запаса, на всякий случай. И случай настал. Тихо, в сопровождении суровых взглядов сельчан шлюпка с экипажем отправилась к катеру. По мере того, как увеличивалось расстояние до берега, экипаж охватывал необъяснимый страх, липкий, как давешний туман. В полной тишине, нарушаемой только стуком уключин и плеском воды, экипаж двигался к своему судну. Метров за двести до цели их движение было внезапно прервано. Прямо у носа шлюпки в беззвучном прыжке взвились из воды два громадных дельфина. Не было в их движении ни радостной игры, как у обычных афалин, ни озорного свиста. Только угрожающие взлеты, словно они пытались остановить движение шлюпки. Васильев и Стовбода, стиснув зубы, не меняя ритма, неистово гребли.
Борт «Внятного» был для моряков роднее родного берега. Старпом даже похлопал рукой давно не крашеное военно-морской краской железо.
– Эй, на «Внятном», - словно и не было леденящего страха мгновение назад, проорал капитан Мухин, - смена пришла! Вахту сдавай.
В ответ он не услышал обычного «сколько ждать можно» - этой фразой его коллега по погранзаставе Забуйнов всегда встречал друзей.
С нехорошим предчувствием экипаж поднялся по штормтрапу на борт. Палуба была пуста. Мухин отдал приказ Стовбоде и Васильеву проверить судно. Искать долго не пришлось. Дверь на камбуз была задраена изнутри. Кок по праву хозяина загремел кулаком по железу. В ответ на камбузе раздалось шуршание и звон кастрюль.
– Эй, воины, что молчите?
– чуть не приложив губы к железу, прокричал старпом.
– А кто спрашивает?
– даже через переборку они узнали голос Михаила Забуйного. Сменщик капитана Мухина отличался почти театральным басом.
– Смена!
Заскрипел плохо смазанный запор, и в образовавшуюся щель
– Уф, и вправду!
– дверь распахнулась, и на палубу выскочил, толкаясь, весь дежурный экипаж «Внятного» и бросился обнимать сменщиков, словно сто лет людей не видели.
– Чего попрятались, славяне?
– Ты бы посидел тут! Такое было!
– А что было? Можно подумать, мы с берега не видели.
– Стовбода, дождавшись освобождения своей вотчины, нырнул в камбуз. Там, к сожалению, не было традиционного борща для смены.
– Как туман этот гадкий ушел, так и началось, - начал рассказ Забуйный.
– Такое, блин морской!
– Что, покойнички с брига мучили?
– Мухин старался иронией успокоить друзей.
– Да ты посмотри на хрень эту!
– Забуйный ткнул пальцем в сторону брига.
– А то мы его не видели! Вон народ на берегу который день на ногах, не пускает чужаков.
– Стовбода, выкарабкавшись из камбуза, включился в разговор.
– На, глянь, - совсем мрачно Забуйный протянул Мухину бинокль.
Мухин и раньше смотрел в бинокль на мерзкий корабль, но не отказался. Да и с катера было намного ближе. Покрутив рифленый барабанчик, он навел резкость. И, словно от удара, дернулся назад. Что-то страшное, черное и злое метнулось к нему с парусника. Нечто неопределенное и ужасное, готовое поглотить не только капитана, его друзей, его поселок, но и весь его мир.
– О, видишь!
– Забуйный забрал бинокль.
– Как глянешь на него раз, так и все.
– Вот что, мужики, давайте в шлюпку и на берег.
– Мухин поспешил отправить домой уставший экипаж.
Никто не стал возражать. Когда экипаж катера уже отчалил, Васильев прокричал им вдогонку: «Мужики, дельфинов не бойтесь. Это мертвяки!». Чем сильно напугал своих друзей.
Убедившись через полчаса, что шлюпка добралась до берега благополучно, Мухин собрал команду на мостике.
– Значит так, я предлагаю эту сволочь отсюда гнать, - совсем не по-уставному сообщил он друзьям.
– Метлой, что ли, гнать?
– невесело поинтересовался кок.
– А хоть и метлой! Гнать чем есть!
– Капитан был зол.
– Сколько можно? Хватит! Молчали долго, домолчались! Сидели, хвосты поджавши, а тут понаезжало умников! И пошло поехало! Присяга моя - ложь, язык мой - чужой, предки мои - оккупанты. Я тогда молчал, и все молчали. Думал, обойдется, лишь бы семью прокормить. Не прокормил! Все! Кто не хочет, может не идти. Спасплота хватит на всех.
– Ну, ты что?
– Васильев обиделся.
– Думаешь, что… Сам оставайся.
Стовбода просто молча кивнул,, соглашаясь с Васильевым.
– Я так и знал, - тихо сказал Мухин и радостно закричал: - Подпалим, этим сволочам задницу!
Фыркнул старенький дизель. Казалось, и он заскучал от давнего бездействия. Взвыла сирена, и кок, который по совместительству был еще и стрелком, ловко снял старый парусиновый чехол со скорострельной пушки на носу катера. Клацнул затвор, и маленький снаряд легко вошел в камору. Пушка, которую по старой памяти регулярно смазывали и чистили, оказалась в полной боевой готовности. Старпом пожарным топором перерубил якорный канат и, вернувшись на мостик, стал рядом с капитаном.