В небе Антарктиды
Шрифт:
Из Мирного «Лена» должна была пойти к берегам Австралии, в порт Аделаиду и, погрузив зерно для Гамбурга, пересечь Индийский океан, затем через Суэц выйти в Средиземное море и далее через Гибралтар и Бискайский залив к берегам Северного моря.
В Антарктиде сделано советскими людьми уже немало. Правда, мы выполнили только первую задачу: организовали южнополярную обсерваторию и совершили ряд полетов по побережью, но впереди нас ждет большая работа по дальнейшему исследованию шестого материка.
Мне сейчас вспомнился разговор с начальником Главсевморпути Василием Федотовичем Бурхановым. В июле 1955 года в Париже была созвана Антарктическая региональная конференция, на которой присутствовали представители ряда стран. Один из участников этой конференции показал Бурханову карту Антарктиды; на ней флажками отмечались участки, где страны — участники Международного геофизического года должны были открыть научные станции. Советские станции в глубине материка были перечеркнуты. Наших представителей заинтересовало, в чем тут дело, и им ответили:
— Видите ли, Советскому Союзу достался сектор наиболее тяжелый в климатическом отношении; о нем наука почти ничего не знает. Даже те сведения, которые мы имеем, дают возможность предполагать, что природа там настолько сурова, что организация станции почти невозможна. Думаем, что температура воздуха доходит в этом секторе до минус 80 градусов. Следовательно, жить там нельзя. Поэтому мы и зачеркнули флажки, которые обозначают будущие ваши станции в районе Геомагнитного полюса и Полюса недоступности.
Но время показало, как ошибались наши зарубежные коллеги. Советские люди не только организовали станции в глубине материка, но и совершали замечательные санно-тракторные походы от берега Правды до Южного географического полюса и обратно.
... Мы прощаемся с «Леной». Год мы будем оторваны не только от Родины, но и от всего цивилизованного мира. Мы остаемся на материке, единственном на нашей планете, где нет женщин. И из этого самого холодного на земле края «Лена» увозит на Родину, вероятно, самые горячие на свете письма.
По окончании рабочего дня капитан «Лены» Александр Иванович Ветров устроил в кают-компании прощальный ужин. Много теплых слов о дружбе, о взаимной выручке было сказано в этот вечер. Помянули мы скорбным молчанием и того, кто уже никогда не вернется домой, — комсомольца Ивана Хмару. Спасая экспедиционное имущество, он погиб на боевом посту.
В этот вечер было написано столько писем, что, наверное, любое почтовое отделение попало бы в затруднительное положение. Я также написал несколько писем на Большую Землю — так мы называли Родину. Но мне хотелось, чтобы там, в Москве, получили не только маленький конверт. Мне хотелось, чтобы родные услышали меня.
И вот я один на один с магнитофоном. Мыслей много, но и пленка не бесконечна; нужно, очень нужно высказать то, что накопилось в душе за долгое время.
«Мои дорогие, простите меня за то, что, может быть, сразу и не найду слов, чтобы выразить чувства, которые меня сейчас переполняют. Это говорящее письмо записывается в несколько необычной обстановке, в Антарктиде, у берега Правды, вблизи обсерватории Мирный. Из иллюминаторов радиорубки видны ледяной барьер, айсберги и острова Хасуэлл. А за этими островами, за нагромождением битого льда, поднимаются строения Мирного. Дальше видна гранитная сопка, получившая название «Комсомольская», на ней установлена мачта с флагом нашей Родины... Через несколько часов рейд Мирного огласится прощальными гудками нашего дизель-электрохода, и мы останемся здесь одни до следующего полярного лета, когда снова к нам придут суда. Мы соберемся на берегу и, по морскому обычаю, будем смотреть вслед уходящему судну до тех пор, пока оно не скроется за горизонтом. А потом еще несколько минут постоим молча и разойдемся для того, чтобы снова взяться за работу... Из газет и передач по радио вы, очевидно, знаете, что у нас все хорошо. Работаем так много, что не замечаем, как бегут дни. Здесь у нас все наоборот: сейчас у вас зима, а тут лето. Правда, лето — не такое, как дома, — везде снег и лед, но солнышко круглые сутки ходит по небу и не заходит за горизонт. Суровый край Антарктида, но и здесь есть жизнь, причем очень своеобразная. В одном из конвертов вы найдете интересную фотографию. На ней засняты обитатели здешних мест — пингвины. Когда «Обь» подошла к берегу, они пришли нас встречать, и мы для них были, видимо, такой же диковинкой, как и они для нас. Птицы эти совершенно не боятся людей. Пока шла разгрузка судна, они толпами ходили за полярниками и интересовались всем, что делают люди. На нашем аэродроме также была большая группа пингвинов. Они присутствовали при сборке самолетов, и только рокот моторов вызывал у них небольшое беспокойство. Словом, когда вернусь домой, расскажу более подробно об этих удивительных птицах... Нам очень много присылают телеграмм. Пишут ученые и рабочие, служащие, молодежь и просят чаще рассказывать на страницах газет и журналов, как мы живем и работаем. В моем дневнике появилось много интересных записей... Соскучился о вас. Хотел сказать очень многое, но не могу собраться с мыслями, и вместо того, чтобы говорить о большом и важном, толкую о вещах незначительных. Вероятно, так бывает с людьми... Думаю, мои любимые, что даже и такая весточка будет вам приятна. До скорой встречи...».
Наступил час прощания с уходящим от нас дизель-электроходом «Лена». Раздаются низкие гудки, и лес рук вырастает на палубе, а на берегу взлетают в воздух шапки.
— Счастливого плавания! — кричат с берега.
— Счастливой зимовки! — отвечают с судна.
Три самолета поднимаются в воздух и строем проходят над судном. Это авиационный отряд желает нашим друзьям счастливого плавания.
Но нам предстоит еще провести для «Лены» ледовую разведку и вывести судно на кромку. Это привычное для нас дело.
Снова мы в воздухе. Машина проходит на бреющем полете, почти задевая мачты судна, и покачивается с крыла на крыло. Находящиеся на палубе приветствуют нас. По радио сообщаем Ветрову о результатах нашей разведки, делаем несколько приветственных кругов и берем курс на Мирный. Радист Челышев передал мне телеграмму: «Экипажу самолета СССР-Н-476 Черевичному, Морозову, Кашу, Мохову, Челышеву.
Вам, дорогие друзья, как альбатросам, провожающим в море последние корабли, экипаж «Лены» шлет прощальный горячий привет. Отвага полярных летчиков долго будет помниться нам. Пусть счастье, благополучие и успех всегда сопутствуют вам в полетах. До скорой встречи!
Ветров, Инюшкин, Жидков и все, кто на борту «Лены».
Мы были очень тронуты. Счастливого плавания, друзья, до скорой встречи!
ПОЧТОВЫЙ РЕЙС
Приближалась полярная зима. Дни становились короче, светлого времени было все меньше. Нам приходилось теперь перед каждым полетом тщательно изучать синоптическую обстановку. Консервировать самолетный парк на период зимы мы не собирались, так как нужно было накопить опыт полетов в зимних условиях. Хотя Мирный и Игарка находятся на одной широте за полярными кругами — Мирный за Южным, а Игарка за Северным, — условия полетов, конечно, разные. В Игарке холодная зима. Очевидно, здесь, в Мирном, она будет еще суровей. Но мы не унывали. Не беда, что сильные ветры, все же хотя и короткое, но светлое время механики смогут использовать, чтобы осматривать машины, а летать можно и в ночное время, для этого у нас есть немалый полярный опыт.
Ураганы здесь, в Антарктиде, такой силы, что иной раз неприятно сидеть в доме, кажется, что вот-вот снесет его с фундамента. Но это только кажется. Наши дома стоят надежно; пройдет какое-то время, и они будут занесены снегом так, что придется делать ходы сообщения. После таких ураганов, которые длятся несколько дней, наступало затишье, и летчики спешили на аэродром, посмотреть на машины. И обычно замечали, что самолеты стоят не так, как раньше: крепко привязанные за шасси толстыми тросами к мертвякам, вмороженным в лед, они «переставлялись» ветром то в одну, то в другую сторону, «летали на привязи». Нередко мы обнаруживали и поломки: то повреждение консоли крыла, то элерона, то еще чего-нибудь.