В нежных объятьях
Шрифт:
– Даже не знаю, что тебе на это ответить, Женни, – пожал плечами Сергей. – Хочешь услышать?
– Хочу. Если ты, конечно, готов мне рассказать.
– Жена моя была та еще сука. Стерва!
– Сережа! – распахнула глаза Женя. – Как ты можешь… А впрочем, я почему-то была уверена, что твоей женой непременно должна оказаться женщина подобного типа.
– Это еще почему? – в свою очередь, опешил Сергей.
– Потому что ты слишком хороший, – сказала Женя. – А противоположности всегда притягиваются.
– Я изменился. Нет,
– Ты назвал мать своего ребенка сукой и стервой, – напомнила она. – По мне, это все же перебор, если честно.
– Ребенок не мой, – сделав над собой усилие, признался Сергей. Он ни с кем не обсуждал эту проблему, но сейчас ему впервые захотелось поговорить на больную для него тему именно с Женни. С ней было легко. Оказывается, Женни его понимала.
– Да-а?!
– Мы поженились с Миленой чуть ли не сразу. Почти не зная друг друга. Я приехал в Москву, отправился на подготовительные курсы и встретил ее… Через неделю мы уже жили вместе в общаге – в одной комнате. В институт она так и не поступила – ждала ребенка. В общем, я учился, работал, мы снимали комнату: было трудно, но весело… У Милены родился мальчик. Мы назвали его Саввой.
– Почему ты думаешь, что это не твой сын?
– Потому что Милена потом призналась, что это не мой ребенок. Призналась, когда ей понадобилось уйти от меня. К другому. Перспективному и обеспеченному товарищу. А у меня в тот период дела совсем плохо шли. И этот кризис в стране… Как назло, рухнул рекламный бизнес, рекламщики в ту пору оказались совершенно не нужны – бесполезная на тот момент профессия. Новый муж обещал усыновить Савву. Короче, она меня лишила отцовства. Да я, в общем, и не сопротивлялся…
– А вдруг это твой сын!
– Не мой. Я и говорю – потому и не сопротивлялся, что провели ДНК-экспертизу… – махнул рукой Сергей. – И экспертиза подтвердила, что Савва не мой сын.
– Ничего себе… – пробормотала Женя. – Как в кино.
– Ой, и не говори. А потом у меня дела пошли в гору. И деньги за мои картины стали платить, и квартира в наследство досталась в хорошем месте… А от меня уже ни алиментов не получить, ничего, и претендовать на что-то – тоже уже никак. Милена реально кусала себе локти. Тем более что у ее нового супруга случился тяжелый инсульт. Он много работал, но и много пил.
– И… что?
– Ничего. Она его тоже бросила. Я давал ей деньги. Когда она просила, разумеется.
– А с Саввой ты видишься?
– Иногда. Редко. Ему сейчас четырнадцать. И он меня терпеть не может. И не мог терпеть никогда. Даже в раннем детстве, младенцем. Знаешь, Женни, в это почти невозможно поверить… Но он словно всю жизнь чувствовал, что я ему чужой. Да, очень многие люди, воспитанные отчимами, признаются, что отчимы были им как родные, что отец не тот, кто родил, а кто воспитал, но почему-то у меня случилось не так. Мне в этом смысле не повезло.
– Ты
– Нет. Я даже не шлепнул его ни разу. И не ругал, и не занудствовал, и позволял ему все… Может быть, именно это и было ошибкой – все позволять? Не знаю. Но ты мне не обязана сочувствовать, – вдруг спохватился Сергей. Он словно увидел себя со стороны: унылый дядька, жалующийся на жизнь. – Конечно, это я виноват в том, что у меня не сложились отношения с Саввой, глупо все сваливать теперь на этот мифический «голос крови». И я не для того это говорю, чтобы ты пожалела меня, нет… – Он провел ладонью по своему лицу, пытаясь собраться с мыслями. – Если честно, то ты первый человек, с которым я почему-то в состоянии говорить обо всем этом.
– Спасибо за доверие, – тихо произнесла Женя. – Наверное, это странно. Была семья, бац! – и нет ее. Словно приснилось все, мираж какой-то…
– Мираж… Подходящее слово!
Они некоторое время сидели молча. Из радио теперь звучала музыка.
– Ты бы хотел встретиться с Анной? – спросила вдруг Женя.
– Нет, – быстро ответил он. – Есть несколько дядиных картин, на которых он запечатлел ее, их семью, дом… Отдай потом Ане. Сам я не хочу с ней встречаться.
– Хорошо, – спокойно ответила Женя.
– Сад роз.
– Что?
– Я помню, у них чудесный сад, у Кирсановых. Я называл его сад роз. Во всех смыслах… – Сергей сбился и замолчал.
– А ты… Ты рисовал Аню?
– Нет. Портреты, вот такие, классические, в дядином духе – не мое. Я почему-то тоже все время думаю о том саде… Вот его бы я сейчас точно нарисовал. Сад роз, и между цветами бродят призраки, тени. Причем, ты знаешь, мне вовсе не обязательно идти к Кирсановым, этот сад у меня вот здесь, в голове, – он указал пальцем на свой лоб.
– Ты такой… – Женя улыбнулась, пожала плечами, но не договорила. Потом отвернулась.
– Ты знаешь, через несколько дней в городе будут отмечать юбилей Тургенева. Обещают бал.
– Я слышала об этом.
– Ты бы пошла? Со мной.
– Говорят, там что-то костюмированное… Без специальных нарядов под старину не пустят.
– Пустят! – обрадовался Сергей. Вскочил, распахнул дверцы шкафа. – Смотри, от тетки остались, она же в театре работала… Сцены из дворянской жизни хоть сейчас играй.
– Ух ты. – Женя вскочила, принялась передвигать вешалки. – Красота какая…
Она приложила к себе одно платье, затем другое.
– Вот это тебе пойдет.
– Оно же красное!
– Пунцовое. Твой цвет.
Женя, стоя перед большим, мутным от старости, зеленовато-желтым зеркалом, приложила платье к себе.
И правда, темно-пунцовое платье – яркое и все же, несмотря на нотки огня, не вызывающее – очень шло этой девушке, смотревшейся в зеркало. Струящийся, гладкий атлас юбки, жесткий корсет.