В никуда
Шрифт:
В лабиринте темно, я не знаю, куда мне дальше,
Минотавр потихоньку уже потирает руки.
Ты бы дал мне клубок? Или меч, или может свечку,
Да и просто надежда мне б ещё как сгодилась…
Только ты – во дворце, ты, наверно, забыл про встречу,
Было глупо рассчитывать, правда, на эту милость.
Было глупо рассчитывать, правда, на эту малость,
Ты же думал и так, что со мною возможно чудо.
Лабиринт Минотавра. И пара шагов осталась –
Ты не верь в то, что скажут.
Я
ПИФИЯ
Жалом гекзаметр ранит,
роняя яд.
Те, кто пришли за правдой,
уйдут назад.
Дымом седого лавра
под потолок –
Моими устами отныне
глаголет
Бог.
***
Т.Л.
– С диким волком не сладишь. Не стоит тебе пытаться. –
Мама ищет пути образумить, кусает губы. –
Городская же девочка… Боже, тебе за двадцать,
А мечты до сих пор… Это глупо, серьёзно глупо.
Ты сидишь рядом с ней. Табуретка хрома на ножку,
У стола – сбитый угол, в окно беспощадно дует.
– Если ты одинока, то, может быть, лучше кошку?
Я была у подруги – и видела вот такую!
Ты молчишь несогласно. Неловко немеют руки,
Если вдруг представляешь мех под своей ладонью.
Как же ей объяснить, что дела тут совсем не в скуке?
Как же ей доказать: никогда он тебя не тронет?
Мама в полночь уедет. Такси – никаких трамваев.
Мама ищет пути образумить, но их не будет.
Ты пакуешь рюкзак, ничего здесь не забывая,
И уходишь туда, где ещё не бывали люди.
Городская же девочка, только слегка за двадцать.
Белоснежной тропой, через боль, через пот и слёзы.
С диким волком не сладишь? Не стоило и пытаться?
…Ты сидишь в темноте, привалившись спиной к берёзе.
Дикий волк тебе лижет пальцы.
***
Я могла бы составить кому-нибудь счастье,
Но несчастье получится лучше.
Милый мальчик, прошу, улыбайся почаще –
И меня, может, тоже научишь.
Милый мальчик, ведь ты же и так расточаешь
Эти
Улыбнись для меня? Всё равно уже знаешь,
Что бывает жестокой твоя Королева.
У неё постоянно то войны, то казни,
То кого-то помиловать… Или не надо?
Милый мальчик, ты зря меня в общем-то дразнишь.
Я давно при дворе. Я обучена ядам.
Можно лить их в вино, можно мазать перчатки,
Можно, правда, и проще – два колющих шпагой…
Это завтра. Сегодня я вся без остатка
Улыбаюсь тебе. Ну же, хватит отваги?
Улыбнись для меня. Я хочу непременно –
До того, как случатся петля и отрава.
Ты стоишь на коленях, целуешь в колено,
Улыбаешься.
Я в восхищении.
Браво.
***
Это ты ещё – лишь подумай! – не слыхал, как она поёт, это ты ещё – знаешь, к счастью, – не гулял с нею по ночам. Обо всём этом, мой хороший, можно сутками напролёт разговаривать больше года, если прямо сейчас начать. У неё от кошачьей сути не свобода, не хвост трубой, не умение мягко падать, не светящиеся глаза…
У неё от кошачьей сути – ничего вообще, бог с тобой!
Кто посмел тебе, мой хороший, эти глупости рассказать?
Это волк по своей натуре, ясно с первых пяти минут, только скалится так красиво, что не сразу видны клыки. Ей не нужен твой чёрствый пряник, ей не нужен твой жёсткий кнут, если встретилась в чистом поле – развернись и скорей беги! Ты, конечно же, можешь думать, мол, раз-два, и её сломлю, всех строптивых же укрощали, так и этой недолго выть…
Ты, конечно же, можешь думать,
мой хороший, но, мать твою,
На неё лишь начнёшь охоту – не сумеешь остановить.
Это ты ещё – лишь подумай! – и ружья-то в своих руках отродясь не держал, а тоже – посмотрите, какой герой. Мой хороший, я обещаю: ты останешься в дураках. Не садился б за эти карты, не тягался бы… Чёрт с тобой! Ты, закинув обрез за плечи, поднимаешься и идёшь, обещаешь вернуться скоро – может, даже и до утра.
Я смотрю тебе вслед и плачу. За окном барабанит дождь.
Ты забыл на столе, мой мальчик, свои пули из серебра.
РОГ РОЛАНДА
Ляг сегодня за полночь. А в полночь
Приходи мои увидеть сны.
Нет, я не приму чужую помощь,
Пусть уж нападают со спины.
В сумрачном ущелье Ронсеваля,
Стёртом с самых-самых важных карт,
С тихой элегантностью рояля
Станет молчаливый арьергард.
Я не прикоснусь к святыне рога –
Вместо зова пусть блистает сталь,