В Ночь Седьмой Луны
Шрифт:
– Нет смысла ждать! – сказал Максимилиан.
Я сказала, что мне следует причесаться и сменить платье до бракосочетания.
Максимилиан взглянул на меня с нежным осуждением, но я настояла на своем, и вскоре Хилдегарда отвела меня наверх в знакомую мне комнату, где я провела тогда ночь.
Я сказала ей, что мне очень приятно видеть ее снова.
Она улыбнулась, но я не заметила на ее лице особой радости от нашей встречи. У нее была привычка встряхивать головой, что придавало ей вид злой прорицательницы. По крайней мере на меня она производила такое впечатление. Впрочем, тогда мне было не до нее. Я снова
В одиночестве я умылась и достала платье из саквояжа. Оно слегка помялось, но это было мое лучшее платье из зеленого шелка со стоячим воротничком из темно-зеленого бархата. Не совсем свадебный наряд, но более соответствующий свадебной церемонии, чем дорожные блузка и юбка.
Заглянув в шкаф, я нашла там синий бархатный халат, который надевала той ночью.
Я спустилась вниз к ожидавшим меня людям.
Максимилиан взял меня за руку и подвел к священнику, стоявшему перед столом, покрытым вышитой скатертью, на котором возвышались свечи в высоких алебастровых подсвечниках.
Обряд бракосочетания шел на немецком и был недолгим. Максимилиан поклялся любить и заботиться обо мне, как и я о нем, затем он надел мне на палец простое золотое кольцо, оказавшееся чуть-чуть большим для меня.
Церемония закончилась, я стала женой Максимилиана, графа Локенбургского.
Наступил вечер, мы сидели за ужином, как и в тот, первый раз, но как все изменилось. Я надела синий бархатный халат, распустила волосы и без преувеличения могу сказать, что никогда я не испытывала такого полного счастья, как в тот вечер. Я купалась в своем счастье, не испытывая никаких страхов перед будущим. Все представлялось естественным и обычным, и мне в голову не могло прийти, что впоследствии произойдет что-то странное.
Мы разговаривали, касались друг друга руками, он не спускал с меня глаз, пылавших страстью. Меня смущала его пылкость, но я знала, несмотря на свою неопытность, то стою на пороге самого большого события в моей жизни.
Рука об руку мы поднялись по лестнице в опочивальню, приготовленную для нас.
Мне никогда не забыть эту ночь, каждое ее мгновение. Память о ней впоследствии, я думаю, помогла мне не сойти с ума. Неопытная девушка не смогла бы представить себе такую ночь. Вряд ли она могла вообразить Максимилиана в роли возлюбленного, не испытав прежде любви.
Проснувшись рядом с Максимилианом, я тихо лежала в постели и думала о том чуде, которое случилось со мной, и слезы медленно потекли по моим щекам.
Максимилиан проснулся и увидел меня плачущей.
Я сказала ему, что плачу от счастья и ничто на свете не может сравниться с моим замужеством.
Он поцеловал мои мокрые щеки, и мы молча полежали немного, а потом снова стали дурачиться.
Что сказать об этих летних днях, насыщенных до предела и таких мимолетных? Максимилиан решил учить меня верховой езде, я никогда раньше не ездила верхом, если не считать прогулок на пони. Умение ездить верхом монахини не считали обязательным для воспитанниц. Я была прилежной ученицей, к тому же мне очень хотелось заслужить похвалу Максимилиана. Днем мы гуляли в лесу и подолгу лежали под деревьями в объятиях друг друга. Он говорил мне о своей любви, я отвечала тем же, и эта тема, казалось, была неистощимой.
– Но я знаю так мало, – пожаловалась я ему. – Медовый месяц пройдет, мы поедем в твой, дом, и мне хотелось бы знать, что там меня ожидает.
– Я – единственный человек, от кого ты должна что-то ожидать! – парировал он.
– Конечно, господин граф. Но, я полагаю, у вас есть семья.
– Да, есть!
– А как же они?
– Их нужно подготовить для встречи с тобой.
– У них, наверно, были другие планы относительно твоей женитьбы.
– Да, конечно. Так бывает во всех семьях.
– И их не очень обрадует, что ты женился на девушке, которую нашел в тумане.
– Для меня главное, доволен ли я, а я счастлив.
– Спасибо, – сказала я весело, – я рада, что ты доволен.
– Полностью и до конца.
– Так ты не будешь сожалеть о случившемся?
Он жадно прижал меня к себе, и его объятие, как было уже не раз, вызвало у меня боль – боль, смешанную с восторгом.
– Никогда.
– Но мне нужно подготовиться для встречи с твоей семьей.
– Когда придет время, ты познакомишься с ними.
– Это время не пришло?
– Пожалуй. Они ничего не знают о тебе.
– Кого же мне предстоит ублаготворить?
– Их слишком долго перечислять.
Значит, у тебя большая семья, а твой отец – великан-людоед. Или твою мать?
– Она, по-твоему, великанша-людоедка? Правильно я называю?
– Каким ты стал педантичным.
– Теперь, когда – у меня англичанка-жена, я обязан мастерски владеть языком.
– Ты уже и так мастер.
– В некоторых делах – да. В языковом – не совсем.
Мне стало ясно, что всякий раз, когда я заговаривала об его семье, он отделывался шуткой. Он не хотел говорить об этом, и в эти первые дни, когда мне не хотелось ни в чем ему перечить, я не настаивала.
Мне было известно, что он происходил из знатной семьи. Его отец, о котором он вскользь упоминал, должно быть, хотел женить его, как принято у знати, и для него было бы ударом узнать, что его сын женился без его ведома. И естественно, придется обождать, пока он не предупредит своих родственников, и, как выразился Максимилиан, придет время.
А пока мы дурачились, смеялись, любили друг друга, и мне этого хватало.
Он рассказывал мне о лесе, и в этих рассказах легенды прошлого занимали не последнее место. Я многое узнала о коварных проделках Лока, об удивительных подвигах Тора с его молотом. Нас обслуживала только Хилдегарда, стряпавшая для нас, и Ганс, ходивший за лошадьми. Кроме них двоих мы были одни в своем зачарованном мире.
На второй день я зашла в одну из комнат и, открыв шкаф, обнаружила кучу одежды. Я знала, что белая шелковая ночная рубашка, которую мне дали в первое мое посещение охотничьего домика, также из этого шкафа. «Зачем, – спросила я себя, – хранились эти вещи?» Я спросила Хилдегарду, кому принадлежала эта одежда, но, пожав плечами, она сделала вид, что не понимает меня, хотя это было довольно глупо, ибо я бегло говорила по-немецки.