В Новый Свет
Шрифт:
— Не знаю, но я постоянно с ними сталкиваюсь, тут вы правы. Однако это моя жизнь и мне она нравится.
— Я смотрю, у вас появился новый шрам, и вы ощутимо возмужали. Приключения красят мужчину и закаляют его дух. Хорошо, чтобы не смущать вас, идальго, своими вопросами, давайте пройдём к декану святой инквизиции, он вас с нетерпением ждёт. А другие вопросы вы сможете задать любому из деканов и после. Прошу вас следовать за мной.
Ректор легко поднялся со своего кресла и, поцеловав руки обеим дамам, стал выходить из кабинета. Я решил последовать его примеру, хоть и опасался, что
Женщины уже не сердились на меня. Нагнувшись к их рукам, я поочередно поцеловал милостиво протянутые запястья. Берет съехал мне на лоб — пришлось поправить, мимоходом обнажив свежий и довольно некрасивый шрам на голове. После чего я ушёл вслед за ректором.
Обе женщины переглянулись.
— Ты посмотри, какой из него бравый виконт получился.
— Да, а ты увидела у него огромный шрам?
— Да, я успела заметить. Крепко ему досталось, и он не врёт. Это не некоторые наши хлыщи, что кичатся своими магическими способностями. Шрам — это, конечно, ужасно, но идальго выжил, и это самое главное. А ты, Эстель, сможешь его убрать?
— Смогу, почему нет, — Эстель пожала плечами в ответ и даже сделаю это не я, а другая. Идальго понравится, наверное, а может нет. А вот этой особе очень не понравится, но надо учиться даже врагам оказывать врачебную помощь. Так что пусть.
— Гм, это ты о ком? Кстати, Эстель, а ты обратила внимание на его кольца?
— Нет, Мариз, как-то не до украшений было.
— А зря. Каменное колечко весьма необычное и я никак не могу понять, что это такое. Придётся помочь идальго в ответ на его знания. А вот перстень, что блистал на его пальце, мне знаком. И стоит он очень дорого, и даже мы не сможем его себе позволить.
— Как так? С чего бы это?
— Вот я и была удивлена. Весь такой скромный, бедный, никому ненужный идальго-сирота, который носит на пальце стоимость особняка в Толедо. Ты скажи этим Мерседес и Элеоноре де Тораль, что вроде как ей подруга, что они упускают свой звёздный час. Мальчик уже повзрослел и его надо брать в оборот, пока он ещё ничейный. Потом уже поздно будет и бесполезно. Уже не им они, а он ими будет пользоваться благодаря своему влиянию и магии.
— Не буду я их просвещать. Сама поймёт, если не дура, а если дура, то зачем она нужна храброму идальго?
— И сказать нечего. Хотя с дурами мужчинам проще. Ты права, Эстель, ну что же, пойдём на занятия. Уже вечером будет многое известно, а Гарсия раз сказал, то обязательно ко мне зайдёт.
***
Ректор академии вёл меня широкими коридорами в ту часть замка, где находился факультет инквизиции. Ректор молчал, я тоже. Помолчим пока. Мы шли дальше по коридору и, прокручивая зелёное колечко на пальце, я готовился закрыться сильным щитом. Мало ли…
Инквизитор был сильным магом, ректор тоже, мне одному против них не устоять. Вот мы и подошли к кабинету Роберто Белларминни. Время вскипело, а в кровь хлынул адреналин. Ректор сделал два стука в дверь, и она легко распахнулась. Хмыкнув, Родриго Ариас де Кордона вошёл к инквизитору.
— К тебе гости!
Беллармини поднял голову от просматривания бумаг, встал и показал на одно из двух роскошных кресел, приготовленных для важных посетителей. Ректор тут же уселся в него, а инквизитор сел обратно. Я же остался стоять на ногах, так как мне никто не предложил присесть.
— Давно вас не видел, виконт. Очень рад снова с вами встретиться. Что вас привело в стены родной для вас академии? Простая ностальгия или что другое?
— Академия действительно стала для меня домом, — не стал я отрицать очевидное. — После всех скитаний по островами и морям Нового Света, я многое испытал в её стенах, но считаю, что только хорошее. К сожалению, тот срок, что я в ней провёл, был недолгим, а наш курс оказался сильно ускоренным.
— Весьма приятно, идальго, что вы так высоко цените учёбу в нашей академии, — сказал ректор. — Но всё-таки, что вы хотели нам поведать?
— Да-да, я хотел бы узнать от вас очень многое и даже просить помощи, но у сеньора декана и святого отца были ко мне вопросы. И я, как истинный сын святой католической церкви, а также учившийся на факультете морской инквизиции, хоть и морской, но всё же инквизиции, готов ответить на любые вопросы.
Инквизитор не дрогнул лицом ни в насмешке, ни в негодовании, он внимательно слушал меня, глядя в упор тёмно-карими глазами. Тоже мне — мужчина-вамп. На слабо что ли берёт? Я не принял вызова и опустил глаза долу, склонив голову и положив руку на эфес шпаги.
— Действительно, виконт, у меня к вам много вопросов. Хотелось бы узнать в каких вы отношениях с орденом Кающихся. У меня есть информация, что вы с ними весьма тесно связаны.
— Каюсь, святой отец! — не стал отрицать свою связь с орденом Кающихся. Наверняка меня кто-нибудь видел из вездесущих шпиков инквизиции.
— Меня действительно наняли люди ордена, но я об этом узнал слишком поздно, когда тот корабль, на который я нанялся шкипером, уже вышел в море и было слишком поздно разрывать контракт.
— То есть, я так понял, вас использовали втёмную?
— Я полагаю, что так, иначе они бы сразу сказали мне о себе.
— Интересно, мы проверим, но я склонен вам верить. ВЫ не первый попавшийся на этом и вашей вины нет. На вас указывают только косвенно, и всё же. А для чего вас наняли?
Отрицать было не только глупо, но и опасно, и следовало рассказать тот правдивый минимум, который можно было бы проверить.
— Сразу мне об этом не сказали, но после того, как мы чуть не погибли со всем кораблём от рук корсаров, я заслужил поощрение от отца Адана по прибытии на остров Коссиру. Именно этот остров был целью нашей экспедиции.
— Так вы видели лично отца Адана? — резко подался вперёд Беллармини. При этом он впился в мои глупые глаза цепким взглядом, но увидел в них только безбрежное море печали и сожаления.
— Да, он высоко оценил мои заслуги при морском бое с галерами, ведь там оказались не только корсары, но и неизвестный мне турецкий маг.
— Абу Насир, — прошептали тихо губы инквизитора. Я услышал, но промолчал. Мне-то какая разница, как его зовут. Он уже там, в своём райском гареме, среди танцующих гурий. Видимо наслаждается всеми обещанными ему при жизни благами.