В обратную сторону
Шрифт:
– Мне плевать, что напишут в газетах! Это не изменит правды. Я скучаю по папе, – твердо произношу, сглатывая так и непролитые слезы.
Не знаю, до каких масштабов бы разросся наш с мамой конфликт, если бы не вмешалась Мила и не разредила бы обстановку.
– Эля, ты потрясающе выглядишь! – подруга подлетает ко мне, импульсивно целуя в обе щеки на итальянский манер. – Ты уже видела этого нового инвестора? – едва сдерживая визг, щебечет блондинка. – Боже, он такой горячий, – шепчет она, покусывая губы и облизывая их. – Тот момент, когда я рада, что в разводе, – она с гордостью показывает безымянный палец, на
Мила – моя подруга детства и по совместительству HR специалист в нашей компании. Легкая, звонкая, тонкая… это все про нее. Иногда я завидую тому, с какой женственностью и манкостью Милана порхает по этому миру. Из-за заливистого смеха она многим кажется легкомысленной и недалекой, но это не так. Глупых подруг в моем окружении нет, хоть и с Милой мы переживали совершенно разные периоды дружбы, включающие в себя взлеты и падения.
– Смотри, не подавись слюнками, – хихикаю я, замечая ее горящие лесной зеленью глаза. – Ты слишком голодна в последнее время, – игриво роняю я, прекрасно зная, что Милана после развода ударилась во все тяжкие. В выходные в «Заварку» ходит, обедает в «Сахалине» и все деньги там спускает, чтобы миллионера подцепить.
– Не осуждай меня, мамочка, – хмыкнув, бросает Мила, прокружившись в своем розовом платье, больше похожим на балетную пачку. – Я наслаждаюсь долгожданной свободой, вот и все.
– И не подумала бы тебя осуждать, ты все делаешь правильно. Не успеешь глазом моргнуть, как снова замуж выскочишь, поэтому нужно пользоваться моментом. Так, где он? – вспоминаю про виновника сегодняшнего торжества, который и организовал для нас всех это помпезное мероприятие.
Я, кстати, настолько увлеклась руганью с мамой, что не заметила, насколько тут красиво. Просторный зал со вторым светом, полукруглая лестница в ретро-стиле… Это действительно замок «Дракулы», но в стиле модерн. Внутри зала преобладают черные и белые цвета, создающие в пространстве замысловатую иллюзию красивой геометрии. Углы стен украшают свечи, ненавязчивые звуки живой скрипки уносят меня в филармонию, куда мы часто любили ходить с отцом. Музыка была его единственной слабостью. И я, как говорил он.
– В последний раз я видела его у рояля, – Мила указывает на инструмент посреди зала. Я не вижу, кто сидит по ту сторону этого произведения искусства, что идеально вписывается в интерьер. – Он слушал «Лунную сонату» в исполнении пианиста.
– Пойду и я послушаю, – быстро оставляю Милу наедине с мамой, мысленно благодаря подругу за такой удачный предлог, который помогает мне избежать ее общества.
Каждый раз после очередного конфликта мне неприятно с ней находиться. И я устала, что она вечно недовольна Андреем, хотя он совершенно этого не заслуживает. Да, он много работает и не всегда уделяет должное внимание мне и Богдану, но на мой взгляд это нормально. На него два месяца назад целый «А-Трест» обрушился, и, если бы не Андрей, мы бы сейчас с мамой по судам таскались.
Медленно обхожу рояль, оказываясь позади пианиста. Он играет знакомую мелодию из популярного фильма, пока я с неподдельным интересом разглядываю его спину и затылок, ощущая странный поток энергии, исходящий от увлеченного своим делом мужчины.
Он играет непрофессионально, но выходит ужасно красиво. У меня мурашки по телу
Мой взгляд плывет к его длинным пальцам, большим рукам, с такой легкостью скользящим по черным и белым клавишам. Пальцы… Редко можно увидеть настолько красивые мужские руки и пальцы. Вены слегка выступают под загорелой кожей. И такая знакомая надпись на костяшках…
Это похоже на сон, на глупое видение.
Я встряхиваю головой, осознавая, что пианист просто загипнотизировал меня своей игрой на инструменте.
Я автоматически хлопаю ему вместе с небольшой группой собравшихся.
А потом он резко встает, поворачивается, отвешивая зрителям легкий поклон. Поднимает лицо, пронзительный до боли взгляд.
На меня. В самое сердце. На месте сжигает, и я вновь чувствую, как подо мной горит пол, будто бы превращая в горсть пепла, сквозь которую я вот-вот провалюсь.
Еще чуть-чуть, и, кажется, я упаду в обморок.
Я вижу его.
Того, кого не видела десять лет.
Того, кого бы еще десять не видела… того, кто так часто приходил в моих снах, сколько бы я не выгоняла его из них.
Того, чье имя бы хотела забыть.
Того, кто наверняка забыл мое имя.
И от этого еще больнее.
Воспоминания накрывают волной, беспощадной снежной лавиной, обрушивающуюся на меня, как тонны снега на голову.
Вся земля вдруг уходит из-под ног.
Законы гравитации перестают быть надо мной властны. Ком из горьких слез за считанные секунды собирается в горле, стоит лишь мне рассмотреть черты до одури знакомого лица.
Он так изменился. Так сильно, что даже Мила не узнала. В последний раз, когда я видела Коваля, он был беспечным юношей. А этот человек – состоявшийся, зрелый мужчина, точно знающий, чего он хочет. Сшибающий с ног своей мужской энергетикой и силой волевого взгляда.
Нет, быть этого не может… это же не может быть он…
Но вполне реальный и настоящий он стоит лицом ко мне прямо сейчас и делает медленный шаг вперед, выходя на более яркий свет. Этот момент напоминает мне сцену из «Красавицы и чудовища», где властелин замка впервые являет свое лицо потерянной Бель.
Так я себя сейчас чувствую – максимально растерянной, запутанной и как никогда обнаженной.
Его прямой взгляд на меня – больнее любого удара. Так точно. Под дых.
Десять долгих лет я не видела этих штормовых глаз… но как бы сильно он ни изменился, я узнаю Димины черты лица из сотни тысяч.
– Привет, Эля, – как ни в чем не бывало, бросает он бархатистым баритоном. Голос прежний остался. И от этого новые разряды электричества по телу бегут и с ума сводят. Я не сразу нахожу в себе силы собраться с мыслями и наверняка слишком долго оторопело молчу.
– И почему мне кажется, что ты не рада меня видеть? – его голос нависает надо мной, словно раскалённый до бела Дамоклов меч. Он вновь делает шаг ко мне, медленно обволакивая меня внимательным взором, оценивающим каждый миллиметр моего тела и наверняка того, как оно изменилось с нашей последней встречи.