В огне аргентинского танго
Шрифт:
Разумеется, ни для кого на хуторе, даже для кошки Лишайки, уже не было секретом, что Лиза с Глебом любовники, но, насколько заметила Лиза, это только радовало обитателей этого «медвежьего угла». Она даже заметила, как Вера их с Глебом потихоньку торопливо перекрестила. Поэтому никого не удивило, что сразу после ужина Глеб и Лиза отправились в спальню.
В эту ночь они, совершенно обессиленные, заснули гораздо раньше рассвета. А утром, после завтрака, Протасов, предложил ей одной пойти в конюшню и продолжить занятия по верховой езде под присмотром Витяя, потому что ему все-таки надо доделать деталь.
– А можно и мне в мастерскую? – попросилась Лиза. – Я ее толком в прошлый раз не рассмотрела, а мне интересно.
– Ну,
Лиза рассматривала инструменты и механизмы и в общем-то не давала Глебу работать, расспрашивая его с большим интересом.
– Знаешь, я сейчас вспомнил, как однажды рассказывал тебе, что не могу никак разобраться, что же поломалось в двигателе, тебе тогда лет десять было, – улыбнулся он.
– Одиннадцать, – уточнила Лиза и напомнила: – Вы тогда всей компанией приехали на дачу к дяде Андрею, и девушек с собой привезли, и хорошо так поддали, и ты решил прогуляться и подышать, чтобы немного протрезветь. А я сидела на ступеньках бани и читала книжку, ты подсел рядом и сначала объяснил мне все про «поддали и протрезветь», а потом вдруг принялся рассказывать про сломанный механизм…
– А ты так внимательно слушала, и тут в какой-то момент до меня дошло, кому и что я рассказываю, – улыбаясь воспоминаниям, подхватил он, – остановился и говорю, извини, тебе ведь это совсем не интересно, а ты с таким умным видом отвечаешь: «Почему, на самом деле, теперь и мне интересно, виноват ли штуцер».
– А у тебя сделалось такое лицо, – рассмеялась Лиза.
– А ты добавила, – подхватил Глеб, – что для начала хотелось бы понять, что такое штуцер?
– И ты так хохотал! – смеялась она. – От смеха ты завалился на бок, у тебя текли слезы, и ты никак не мог остановиться.
– Это еще что! – поделился он. – Я и сексом-то толком не смог тогда ночью заняться, в самый важный момент вспоминал это твое заявление и совершенно серьезную рожицу и начинал хохотать. Девушка, между прочим, обиделась.
– Знаешь анекдот про бороду? – спросила вдруг Лиза.
– Не припомню.
– Ну, это старый анекдот… В двадцатых годах в Питере повадились водить экскурсии в один из дворов и показывать уникального дворника. Здоровенный дядька, седой, с длинными волосами и окладистой бородой. «Вот смотрите», – показывают любопытным. А дед с удовольствием демонстрирует: пригладил волосы, бороду клинышком поправил, приосанился. «Вылитый граф Толстой, – комментирует экскурсовод. – А теперь…» Дед волосы взлохматил, бороду разделил надвое и раздвинул в стороны, повернулся другим боком и надулся. Толпа ахнула: «Карл Маркс!» Тут к деду подходит мужичок какой-то неказистый и спрашивает: «Скажите, любезнейший, а если бороду сбрить?» Дед задумался, почесал голову и отвечает: «Сбрить-то можно, а умище-то куда денешь?»
– Это про тебя, Протасов, – резюмировала Лиза. – Ты хоть в какой тайге ни спрячься, умище-то свой никуда не денешь, все равно любимой инженерией и механикой займешься. И знаешь, мне кажется, что здесь ты уже сделал все, что можно: все улучшил, модернизировал, напридумывал и воплотил в жизнь. Потолок. Дальше тут развиваться некуда, – и спросила напрямую, глядя ему в глаза: – Тебе не кажется, что пора возвращаться на свою любимую работу?
Улыбку с его лица словно водой смыло. Он помолчал, посмотрел на нее не самым добрым взглядом и сказал очень твердо и коротко:
– Нет.
– Но почему? – недоумевала Лиза. – У тебя талант, дар, а когда человеку дается такое дарование, то одновременно вручается и ответственность за него и обязанность охранять всячески. Ты не можешь сидеть в глуши и заниматься сельским хозяйством всю оставшуюся жизнь! Ты чертежи читаешь, как захватывающую художественную литературу, как крутой детектив, ты мыслишь технически! Ты человек техносферы, цивилизации! Таких специалистов, как ты,
– Лиза, мы не будем это обсуждать! – жестко сказал Глеб.
– Почему? – слегка сбавила она напор. – Что такого случится, если ты мне объяснишь, почему отказываешься от своей работы?
– Лиза, прекрати, тема закрыта! – поднялся Протасов со стула, сдернул с шеи так и не пригодившиеся наушники и швырнул их на верстак.
– Глеб, я просто хочу понять, – не остановилась она. – Для меня это важно.
– Потому что из-за нее я потерял дочь! – выкрикнул он, перевел дыхание, помолчал и добавил уже спокойнее: – Потому что Ольга была права. Я же был занят только работой, я думал о ней постоянно, днем и ночью, даже когда проводил время с Алисой. Играя с ней, я все время возвращался мысленно к рабочим проблемам и вопросам. Если бы я больше времени проводил с ребенком и был более внимательным к ней, то не пропустил бы это страшное заболевание и вовремя смог понять, что что-то не так! Из-за работы я не смог спасти дочь!
– Это чушь! – спокойно утвердила Лиза и, увидев, что он рванулся настаивать, повторила громче и эмоциональней: – Да, чушь! Причем полная! Обвинения Ольги в психологии называются переносом. Самым банальным, который определит даже начинающий психолог. Люди часто так делают, когда чувствуют сильную вину, а справиться с ней не могут, и они находят объект, на который перекладывают собственные грехи и промахи! Ты же умнейший мужик, Протасов! Ну подумай, по Ольгиной логике получалось, что ты должен был большую часть своего времени и жизни проводить с дочерью. А лучше вообще сидел бы с ней дома! Ах да, я забыла главное: не работать, ибо это отнимает слишком много твоего внимания! Видимо, предполагалось, что деньги, квартиры, социальный статус будут каким-то образом сами сыпаться на вас с небес!
– Хватит! – потребовал он. – Я не хочу ничего этого слышать.
– Придется! – жестко заявила Лиза, заведясь не на шутку. – Потому что ни один человек тебе этого не сказал, хотя давным-давно надо было это сделать! Рядом с твоей дочерью находилась ее мать, которая, между прочим, не работала, и основным ее занятием и была Алиса. А еще рядом с ней постоянно находилась няня, насколько я помню, медработник в прошлом. И обе они прекрасно о ней заботились и делали все, что надо. Твоя дочь умерла не из-за недостатка вашего внимания и заботы, а от острого хронического скоротечного лейкоза, который очень, очень трудно диагностировать на ранней стадии. И она прошла многочисленные обследования, и квалифицированные врачи не могли сразу обнаружить болезнь. И хоть бы ты там усиделся дома и глаз с нее не спускал, все равно понять, что это за болезнь, никто бы из вас не смог!
– Все! – сказал он и, отодвинув Лизу с дороги, двинулся к выходу.
– Это случилось и все! – бежала она за ним и продолжала говорить. – Иногда в жизни происходят вещи, не зависящие от нас! Ты отрекаешься от своего таланта, как от большей части своей личности. Хватит, Протасов! Все! Ты уже достаточно наказал себя за то, в чем не виноват!
Широкими шагами он поднимался по лестнице, а Лиза бежала за ним и говорила, говорила, запыхавшись и не обращая на это внимания.
– Если тебе так непереносимо тяжело жить в Москве или в другом городе, можно замечательно жить за городом! Насколько я помню, производство, на котором ты работал, расположено в Подмосковье. Ну, и совсем хорошо, купи себе там дом, и можешь переехать со всем своим ноевым ковчегом, даже маму Витяя прихватить и кошку Лишайку! Коля с Верой только счастливы будут поближе к своим оказаться! Ты тут такого наворотил, что этот твой хутор дауншифтеры с руками оторвут, стоит тебе выложить его на их сайте!