В огне аргентинского танго
Шрифт:
Какие-то дети заболевают, – если тяжело, то их увозят куда-то, и они больше не возвращаются, а если легко, то тут остаются и выздоравливают как-то. Врачей им нельзя, Светлый не велит. Но иногда приходят дядьки из большого дома, эти, здоровые, они охранники Великого, того, бородатого, что в белом балахоне, он тут главный. Так вот дядьки эти уводят каких-то ребят насовсем.
С мамами видеться нельзя, и проситься к ним нельзя, и вести себя, как нормальные дети, нельзя, а то поймут, что «витамин» не пьешь, и закроют в темную комнату, которую называют «воспитательной», и так им накачают, что соображать
– А почему ты не стал его пить? – спросила Лизонька.
– А я сразу просек что к чему, как только этих детей увидел, ну и выливал с самого начала.
– И что же нам делать? – спросила самое главное Лиза.
И Коля объяснил, что вообще-то он намерен «сдрыстнуть» отсюда, то есть сбежать. Он уж и лаз в заборе сделал, и сухариков насушил, – бабы-то эти, что за ними присматривают, особо не стараются, знают, что дети пришибленные ходят, да и сами «витамин» попивают, вот он и припрятал хлеба из своего пайка и того, что другие дети не доедают, и сухари из него сделал, и в тайнике еще кой-чего нужного припрятал. Сейчас не побежит, зима уж скоро, а вот весной. Да только один он не пойдет.
– Мамка у меня здесь, вытащить надо. Без нее не уйду, пропадет она без меня. А то бы давно уж умотал.
– А как ты ее вытащишь, если с мамами и разговаривать нельзя? – подивилась Лиза.
– Да я хожу тут везде! – похвастался Коля. – Нас же спать рано укладывают, и тетки эти уходят в большой дом, где все взрослые живут, только одна дежурная тетка остается. А я через окно вылезаю и хожу по всему участку. Я так и с мамой однажды разговаривал.
– И я хочу с мамой, – захныкала Лиза.
– Нельзя пока, – сказал Коля, – потом как-нибудь, когда пообвыкнешься. Все, спи, остальное потом расскажу.
Лиза обвыкалась, как наказал Коля. Но это была страшная жизнь: работали дети целыми днями, тяжело и беспросветно. Многие заболевали, и их куда-то уводили, и больше они не возвращались. Еще, как и говорил Коля, приходили иногда дядьки из большого, взрослого дома и уводили кого-то из ребят. Но новых детей тоже приводили.
Молитвы у них были каждодневные, но сам Великий проводил ее один раз в неделю, по пятницам. А в остальные дни молитвы читали женщины в синих балахонах. Раз в десять дней их мыли четыре послушницы, как на конвейере – первая помогала раздеться и обливала из ведра водой, вторая намыливала всего ребенка с головы до ног, третья смывала мыло душем. А четвертая помогала вытереться и одеться в чистое – трусики и балахон, зимой в колготы и тапки. Все остальное время они работали, ели и спали.
Дети адаптируются и приспосабливаются к новым обстоятельствам жизни гораздо быстрей, чем взрослые. По многим причинам, одна из которых та, что в случае беды или трагических перемен взрослые многое теряют: деньги, власть, благополучие, социальный статус, а детям терять нечего, кроме жизни. У них и нет ничего, кроме жизни. Поэтому у детей гораздо мощнее работает программа выживания.
Лиза научилась замечательно изображать, что она такая же, как все, после «витаминки», и многое видеть, примечать и понимать. Научилась различать всех женщин, что досматривали за ними, и знала, что можно ожидать от каждой из них, и подслушивала их разговоры.
А Коля скоро стал брать ее с собой по ночам и, показав свой лаз и тайник, сказал: на всякий случай, чтобы она знала, как сбежать, и показал, в какую сторону надо бежать к людям. А однажды она увидела маму, и Коля держал ее, а Лиза рвалась к маме и плакала, плакала. Но мама была на себя не похожа – такая же, как все, в сером балахоне и белом платке.
– Коля, – спросила она его тогда ночью, – а почему меня папа бросил и дедушка с бабушкой? И не придут, не заберут меня отсюда?
– Ты что, совсем не понимаешь? – подивился ее друг. – Никто тебя не бросал. И тебя, и всех других детей их родные ищут. Но нас же прячут ото всех. Нас же специально всех далеко завезли и спрятали.
– А зачем мы им сдались, чтобы нас прятать? – спросила Лиза.
– Затем, что им надо, – пробурчал Коля, он и сам, наверное, не знал.
А потом наступила зима, и работа стала совсем тяжелой: нанизывать бусы из разных красивых бусин большой иголкой на леску. Бусин было так много, что не сосчитать никогда, а иголка колола пальчики, и болели спина и руки, и слезились глаза, но если кто-то переставал работать или засыпал, его наказывали – не давали есть, ставили в угол на колени, и он громко читал из книжки проповеди Светлого Нашего.
Однажды случилось страшное: пришли двое дядек из большого дома и увели Колю! Лиза хотела броситься, ухватиться за него и не пускать, но он сделал ей знак и так посмотрел, что она поняла, что нельзя себя выдавать, и осталась такой же безучастной, как все остальные дети.
И она осталась жить здесь одна, без Коли.
Весной тоже было очень тяжело работать, и детей становилось все меньше, многие болели, и их уводили или уносили. Лиза начала вылезать по ночам, как прежде, и ходить к большому дому в надежде, что увидит маму и попросит ее уйти отсюда. А еще она проверила Колину лазейку и его тайник. Некоторые продукты за зиму отсырели и испортились, но кое-что осталось в порядке.
Однажды ночью их принялись всех будить, заставили быстро одеться, куда-то повели, посадили в автобус, ждавший у большого взрослого дома, и повезли. Ехали они долго и остановились у какого-то дома в лесу. Всех детей завели в дом, раздали «витаминки», белые булки и воду. «Витаминку» Лиза привычно выплеснула, а булку съела и запила водой. В этом доме они просидели четыре дня и никуда не выходили, только в туалет во дворе по пятеро детей под присмотром тетки. И ничего не делали. «Витаминки» давали больше, и все спали, а Лиза лежала с закрытыми глазами и думала про Колю.
А потом их опять посадили в автобус и долго везли обратно. И снова все стало, как всегда: работа в полях и на огороде.
Через неделю после их возвращения все повторилось, да только Лиза в этот момент гуляла по участку, выбравшись в окошко и, спрятавшись в кустах, видела, как выводят ребят из дома. На этот раз все очень сильно, ну очень торопились, бежали бегом, и ее отсутствия никто даже и не заметил. Она сначала страшно испугалась и думала, что же ей делать, а потом увидела, как из большого дома тоже куда-то ведут бегом людей, но не всех, половину, наверное, и мамы среди них не было, она даже специально поближе подобралась, чтобы рассмотреть. Мамы точно не было.