В огне аргентинского танго
Шрифт:
Лиза было сорвалась бежать в дом за яблоками, но Глеб успел ее вовремя остановить, ухватив за локоть, и достал из карманов куртки четыре краснобоких, чуть подвядших уже яблока:
– Я же знал, куда мы идем, – усмехнулся он.
Больше получаса Лиза охала, ахала над лошадками, гладила, кормила яблоками, нахваливала и расспрашивала про них Витяя, чем покорила его бесповоротно и окончательно.
– Ты никогда раньше не видела так близко лошадей? – спросил Глеб, когда они неспешно вышли из конюшен и направились прогулочным шагом к дому.
– Никогда! И подумать
– Это не я его, а он нас нашел, – усмехнулся Протасов, – да еще как! Это как раз та самая история, случившаяся после отъезда бывших хозяев, что я тебе не рассказал.
– Ну вот, самое время! – потребовала Лиза.
…А начать эту историю, пожалуй, следует с рассказа о жизни Витяя. С самого детства у мальчика Вити проявились необыкновенные способности в обращении с лошадьми. Ему повезло родиться с таким даром в деревне, а не где-то в городских джунглях, это во-первых, а во-вторых, деревня эта входила в состав тогда еще колхоза, в хозяйстве которого имелись конюшни. Вот там он и пропадал сутками. Витя даже направление от колхоза получил на учебу в сельскохозяйственный техникум, проучился там целых два года и бросил. А что они могут ему такого еще рассказать про лошадей, чего он про них не знает и не понимает?
Ну, а раз бросил – в армию. Но и тут повезло – председатель колхоза написал парню рекомендацию для военкомата, в которой обстоятельно изложил суть его дарования, и направили Витю в специальную конную часть, прикрепив конюхом к лошадкам.
Вернулся он из армии – и прямиком в родную деревню, в конюшню. И все в его жизни было замечательно, и по душе и по сердцу, о нем молва шла по всей округе и дальше. Даже ветеринары из других хозяйств приезжали к нему за советом, прознав о таком уникальном конюхе, который, говорят, с лошадьми и разговаривать может, и они его понимают и отвечают.
Так бы и текла жизнь в полной гармонии, да только случилась в России перестройка, и началась революция, и, как водится, нищета с разрухой после нее.
Колхоз разорился, лошадок распродали, пытался Витя где-нибудь пристроиться, помотался по всем районам, да там такая же картина. Вернулся домой, попробовал к другому какому делу приладиться, но ничего толком у него не получалось. Да и душа не лежала. Женой-детьми не обзавелся, так бобылем с матерью жил, да от тоски, понятное дело, и запил.
Был он пьяницей не буйным, куража не любил – переберет, поплачет по лошадкам своим, всех по именам помнил, расскажет сам себе про каждую да и спать ляжет. Но, бывало, пил по-черному, до помутнения.
А тут вдруг на хуторе новые хозяева объявились да лошадей завезли! Ох, вот уж он обрадовался! Два дня не пил, помылся, в нарядное оделся, да и пошел наниматься на работу! Да только погнали его – не нужен, говорят, такой конюх, своих имеем.
Так и смотрел Витяй на их коней издалека и слезой умывался. Подходить решался, когда на выгул в поле они выезжали, гладил,
– Не будет толку от таких хозяев. Про коня ничего не знают, да и конюхов нерадивых держат.
А кому знать, как не ему. Как пророчил, так и случилось – никакого бизнеса и толка в разведении породистых лошадей у них не получилось.
Тут надо заметить, что есть такая категория людей, слава богу, малочисленная, которые мнят себя специалистами во множестве областей жизни. О чем ни заведи речь – все знают, во всем разбираются. Интернета начитаются, совета чьего-нибудь наслушаются, и вот уже смотри – специалист! А как до дела доходит, то всё «чьи-то козни» мешают, и гробится задумка на корню.
А у этих еще и деньги имелись на то, чтобы потешить себя очередным провальным проектом.
Ну да не суть.
Финансовые проблемы у них начались быстро, а вот продать добро свое они долго не могли – так и распродавали по лошадке в другие хозяйства, где люди с головой и делом дружили.
Когда Протасов подъехал к хутору заселяться, то с удивлением обнаружил возле ворот толпу митингующих селян.
– Что за собрание? – спросил Протасов, выйдя из машины.
– Да вот Витяй, алкаш такой! – выступила вперед здоровая, крепкая бабонька лет за пятьдесят. – Стащил у меня полмешка овса да и сюда побег, и в какой-то лаз в заборе пробрался, и там и спрятался, достать не можем!
– И зачем ему ваше добро? – поинтересовался Глеб, вытаскивая из бардачка машины связку ключей и подходя к воротам.
– А кто ж его, алкаша, знает! – возмущалась женщина и тут же попыталась восстановить относительную справедливость: – Нет, он у нас мужичок тихий, не из драчливых, никогда вреда аль ущерба не наносил. И уж не крал ничего ни у кого ни разу.
– Ну что ж, господа селяне, – отперев ворота, повернулся к людям Глеб, – я постараюсь с вашим товарищем разобраться. Как его зовут, кстати?
– Витяй. Ну, в смысле Виктор, – ответил невысокий мужичок и добавил зачем-то: – Крапивин.
– С Виктором Крапивиным, – кивнул Глеб.
И он вернулся к машине, сел за руль и медленно заехал через распахнутые ворота на участок, явно не приглашая митингующих в гости. Но они сами, пройдя следом за его джипом до гаража, затоптались там в нерешительности. Глеб тяжело вздохнул, вышел из машины, намереваясь попросить посторонних удалиться с его частных владений, и в этот момент какая-то непонятная фигура метнулась к нему из-за угла гаража.
– Я отработаю! Только овес не забирай! – закричал странный мужичок и ухватил Глеба за рукав.
Народ дружно ахнул от неожиданности, и только Протасов остался спокойным.
– Я так полагаю, что это и есть ваш Витяй, – заметил он, внимательно разглядывая виновника сельских волнений.
Невысокий, сухонький мужик в потертом заскорузлом тулупе и валенках, совершенно неопределенного возраста – могло быть и тридцать, а могло и все шестьдесят, явно крепко закладывавший долгие годы, смотрел на него умоляющими глазами, полными муки душевной и близкими слезами.