В огне аргентинского танго
Шрифт:
Он очень медленно стал наклонять свою голову к ней, давая возможность Лизе уклониться и сбежать… Она не сбежала – закрыла глаза и придвинулась ему навстречу.
Глеб поцеловал ее совсем легко – еле касаясь губами ее губ, все еще оставляя ей возможность отступить и передумать, но даже этого легкого нежного касания хватило, чтобы их обоих словно обожгло.
И где-то над ними зазвучала музыка. Еще тихо, еле различимо, но становясь все отчетливей и громче звучало в пространстве вступление к танго…
Лиза распахнула от неожиданности
Она звала его вперед, прижималась к нему, обнимала со всей силой и так отвечала на поцелуй, что на секунду у него мелькнула шальная, лихая от радости мысль, что от такого можно запросто сгореть! Совсем!
И годами сдерживаемое влечение этих двоих вырвалось, наконец освобожденное, на свободу и, сметая все на своем пути, шарахнуло по ним из всех имеющихся орудий!
Они целовались, словно с ума сошли: постанывая, обнимаясь, прижимаясь друг к другу, как можно сильнее, ближе, и пытаясь в каком-то беспамятстве срывать одежду друг с друга…
– Лиза… – шептал он, нежно взяв ее лицо в ладони и заглядывая в ее глаза.
– Глеб, господи, Глеб… – смотрела потрясенно она на него и пыталась сказать что-то.
Ничего не надо было уже говорить, да и невозможно – любые слова уже не имели никакого значения – он вошел в нее, и оба испытали такое мощное потрясение от этого соединения, что замерли на какое-то мгновение, глядя в глаза друг другу и изливая через этот взгляд весь накал страсти и нежности одновременно и обретения друг друга…
Пауза! И… Трам-та-та-да-та-та-й-да! Обрушилось на них танго своей кульминационной частью…
А они пели своими телами, стонами, поцелуями великую песню этого танца!
Трам! Та-та-да-та-та-й-да! Стонал рояль и рыдали скрипки…
И они поднялись на вершину своего танго, и Лиза от переполнявших ее чувств и ощущений всхлипнула несколько раз, вторя скрипкам, а Глеб стонал, подпевая старому хриплому роялю…
Трам! Та-та-да-та-та-та-й-да! Просипел аккордеон, напоминая, что все проходит в этом мире…
…Они лежали обнаженные на диване и тяжело дышали, не торопясь приходить в себя, и где-то в пространстве, почти явно и отчетливо, все звучало и звучало, постепенно затихая, растворяясь, страстное Аргентинское танго…
– Лиза? – вдруг очнулся от сладкой дремы и резко напрягся Протасов, приподнимаясь на локтях над ней.
– Ум-м? – ответила вопросительным непонятным, переполненным ленивой неги звуком вместо слов она, не открывая глаз.
– Ты в порядке? – встревоженно спросил Глеб.
– Нет, – так и не открыв глаз, оповестила она и пояснила: – Я в абсолютном, великолепном, потрясающем кайфе и нирване, и вообще не здесь, а где-то в раю, но, по-моему, все это ты собираешься мне сейчас испортить.
– Нет, – улыбнулся он, наклонился и коротко поцеловал ее в губы. – Постараюсь не портить, но я боюсь тебя раздавить, ты такая маленькая.
И он начал осторожно подниматься, но Лиза ухватила его за талию двумя руками, останавливая, распахнула глаза и прошептала:
– Не хочу, чтобы ты из меня выходил…
– Я еще вернусь, – пообещал Глеб, очень сексуально усмехнувшись, и поцеловал ее по-настоящему, тут же забыв обо всех своих опасениях, но все же сумел остановиться, не дав разгореться продолжению по-настоящему, и прошептал: – Давай перебираться в спальную, там намного удобней.
– Но там нет камина, – вздохнула с наигранной грустью Лиза.
– Есть, – усмехнулся Протасов, перекатился с нее и сел рядом.
– Да ладно! – поразилась она. – Только не говори, что у тебя везде в доме камины!
– Не буду, – улыбался он. – Камин, как и положено, в кухне, в гостиной и в господской спальне, которая числилась у прежних хозяев номером люкс, – кстати такой же большой, как здесь. В других комнатах замка вроде тоже полагалось бы, но масштабы все же не замковые, вот и ограничились тремя, – и спросил: – Ну что, пойдем?
– А можно через кухню? – спросила Лиза и, накинув на плечи найденную на полу блузку, села рядом с ним. – Я так переволновалась, что ужасно захотелось есть. К тому же, помнится, пирог обещали.
– Будет тебе пирог, – уверил Глеб, обнял ее одной рукой, прижал к своему боку, посмотрел сверху вниз и усмехнулся.
В кухне выяснилось, что Протасов противник микроволновых печей и электрических чайников, и дома у себя их не держит из принципа, пришлось подогревать остывший пирог на сковородке под крышкой, а чай разогревать в большом металлическом чайнике.
А Лизе это понравилось. И, устроившись за большим деревянным столом, прихлебывая душистый горячий чаек из большущей кружки, со стоном от вкусности непередаваемой, уплетая пирог, она чувствовала себя в сказке. В настоящей сказке.
– Представляешь, – делилась она с Глебом своими ощущениями, посверкивая от восторга и фантазии глазами, – там, за окном жуткая темень вокруг, настоящая, сплошная тьма темная, холодно, идет дождь, слышишь? – подняв вверх пальчик, прислушалась она к легкому стуку капель по стеклу и кивнула, подтверждая, – идет. Так вот: дождь, ни огонька на километры, никакого жилья, ни одного человека – дикое поле и леса. Дует пробирающий до костей промозглый ветер, где-то вдалеке воет не то дикая собака, не то волк, и страшно. И тут твой замок! И светится окно кухни, и если заглянуть в него с улицы, то увидишь жаркий огонь в камине, пар из носика только что закипевшего большого чайника, блюдо с дымящимся пирогом на столе и смеющихся мужчину и женщину. Это так здорово. Тепло-тепло. Как в детстве под одеялом с шоколадкой и ужасно интересной книжкой.