В огне

Афанасьев Александр

Гражданского инженера Джафара Ад-Дина схватили прямо на объекте, который он возводил, – на новой очереди очистных сооружений, предназначенных для строящегося городского района Тегерана. Потом, уже в камере, более опытные, умудренные жизнью сокамерники рассказали ему о том, что скорее всего на него донесли его же рабочие: нанятые из глубинки бывшие крестьяне-феллахи. Когда он подъехал к огороженному забором из сетки-рабицы объекту – будучи несведущим в революционной борьбе человеком, он искренне считал, что новый очистительный комплекс в равной степени будет

нужен новой власти, как и старой, и потому пошел на работу, вместо того чтобы бежать из страны, – весь забор был завешан грубо нарисованными плакатами религиозной тематики. Поскольку для плакатов использовали изоляционный материал, стоящий денег, он обругал рабочих, которые это сделали, и приказал снять все плакаты и приступать к работе. Через час подъехали революционные гвардейцы, самому старшему из которых было чуть больше двадцати лет.

Вот сейчас он и сидел в импровизированной камере, вместе с двумя десятками таких же несчастных, совершивших что-то, что, по прежним меркам, было либо поощряемо, либо просто на это не обращалось внимания, и ждал своей судьбы. Все его мысли были только об одном – об оставшейся без его попечения семье.

Когда открылась дверь и луч фонаря ударил в камеру, слепя несчастных, он уже знал, что это – за ним. Словно шепнул кто-то на ухо.

– Ад-Дин! – заорал гвардеец, они всегда орали, почему-то среди них было нормой разговаривать громко, даже орать. – На выход!

Пожав чью-то протянутую руку, инженер пошел навстречу своей судьбе…

На выходе его больно ткнули в спину стволом автомата. Конвоиров было трое, да еще страхующий – это на него, на одного. Прорыв офицеров, которым удалось убить не меньше четырех десятков гвардейцев, не считая защитников революции, многому научил новую власть, и теперь они соблюдали с пленниками предельную осторожность.

– Шагай, жидовский шпион! – проорал кто-то сзади, злоба буквально звенела в голосе.

– Я такой же, как вы, перс…

Ответом был новый удар в спину, уже более болезненный.

Комната, в которую его привели, использовалась под исламский трибунал – хотя раньше тут было что-то вроде разминочного спортзала, даже спортивные снаряды не успели убрать. Стол, стулья, наскоро намалеванный черный флаг, штатив с видеокамерой, скорее всего из разгромленного магазина. Инженер не знал, что сейчас по всем каналам телевидения – которые еще работали – только и передают чтение Корана да отрывки с таких вот революционных трибуналов, перемежаемые истерическими выступлениями апологетов новой власти. Постоянно говорили про Махди, но где он – никто не знал, на телеэкране он лично до сих пор не появился.

– На колени!

– Что?

Двое гвардейцев сноровисто поставили его на колени перед новоявленным трибуналом, в котором заседали какой-то мулла и двое бородачей, у которых на головах были повязки с изречениями из Корана. Коран же, совокупно с томами шариата, лежали на столе трибунала, заменяя собой все существовавшие законы.

– Говори – во имя Аллаха! – прошипел конвоир.

– Во имя Аллаха! – опасаясь получить новый удар, произнес инженер.

Мулла благосклонно кивнул, и это вселило в душу смертельно испуганного и уже отчаявшегося человека какую-то надежду.

– Твое имя? – сказал мулла.

– Джафар Ад-Дин.

– А имя твоего отца?

– Мухаммад Ад-Дин.

Судья почесал короткую, ухоженную бородку, ею он сильно выделялся среди остальных, заросших вонючими, нечесаными бородами.

– Твой отец был араб?

– Да, но мои предки жили в этой стране на протяжении поколений.

Инженер уже понял, к чему идет дело, – в Персии арабов было меньшинство, но с тех пор, как страна попала под русский вассалитет, их стало больше. Персы ненавидели арабов, а арабы – персов, потому что арабы считали персов идолопоклонниками, а персы арабов – безнадежно отсталыми.

– И моя мать была персидской крови, – добавил Ад-Дин.

– По твоему лицу это заметно… – сказал судья. – Ты больше похож на одного из нас, но это не имеет никакого значения, ведь правоверные – братья друг другу! Скажи, когда ты последний раз посещал мечеть?

Инженер решил не кривить душой:

– Два месяца назад.

– А как часто ты делаешь намаз?

– Увы, работа не позволяет мне делать намаз чаще, чем дважды в день, стройка отнимает все мои силы.

Отвечая так, инженер и не думал, что сам подписывает себе приговор. Просто он как разумный и образованный человек не мог поверить, не мог дойти своим умом до того, что за два намаза в день вместо пяти могут приговорить к смертной казни.

– А жертвовал ли ты деньги на нужды больных и немощных? Делал ли ты садаку, как угодно Аллаху?

– О да, я делал это каждый раз, когда получал жалованье, потому что это – угодно Аллаху.

Мулла согласно кивнул:

– Это и впрямь угодно Аллаху.

Наступила тишина. Только суетились мухи в душном, стоячем воздухе зала, да переминались с ноги на ногу конвоиры. Судья и заседатели трибунала с интересом знакомились с каким-то делом в черной клеенчатой папке.

– Знаешь ли ты такого Йегуду Натансона? – спросил судья.

– Вы имеете в виду инженера Натансона? – Ад-Дин по-прежнему ничего не понимал. – Это главный инженер проекта и мой начальник.

– То есть этот самый Натансон является вашим начальником?

– Да, но в чем…

Взгляды, которыми обменялись судья и заседатели, не понравились инженеру, но он не мог понять, что в этом такого. Натансон имел десятый разряд в корпусе гражданских инженеров и на законном основании мог руководить проектом.

– А это инженер Натансон приказал вам сорвать со стены плакаты, прославляющие Аллаха, Единого Судью в день Суда?

– Нет, я сделал это сам.

– Но почему? Может быть, вам не понравилось то, что там написано?

– Потому, господин судья, что материал, на котором они были написаны, стоит по сорок туманов за стандартный лист, а это дорого. Если писать на таких листах и развешивать их по заборам, то мы выбьемся из сметы и заказчик не заплатит за дополнительные расходы…