В огне
Шрифт:
– Не нужно, - почти неслышно прошептала Падме, аккуратно касаясь руки Иблиса, который аккуратно, почти незаметно подводил ладонь к бластеру. – Это не поможет.
Иблис, и так осознающий всю беспомощность ситуации, замер. Если бы он был здесь один, то наверняка вступил бы в перестрелку, убил всех, кто встал на пути, и покинул эту проклятую планету, рискуя своей жизнью и всем, что было ему дорого… Но Амидала была не такой. Ей было за что держаться в этой жизни, и она не могла рисковать ею просто так. У Падме были дети. Был муж, который без нее просто не сможет жить…
Рука
– Вы арестованы в соответствии с законами Империи. Для дальнейшего суда по обвинению в измене вы помещаетесь под арест, - безразличным, будто механическим голосом произнес капитан полка. – Направьтесь в шаттл для транспортировки. В случае оказания сопротивления вы будете убиты.
Будто в ответ на его слова, на площадку приземлился транспортировочный шаттл иссиня-черного цвета с алыми, будто кровь, полосами на боку.
Молча, ничего не отвечая, Падме сделала первый шаг навстречу будущему. Что оно несло? Пытки? Плен?
Лишь одно она могла сказать точно. Смерти не будет. Ее просто будут медленно и методично сводить с ума, пока не уничтожат все то, что делало из нее сенатора Амидалу, бывшую королеву Набу. Медленно выкорчуют всю привязанность к мужу, детям, по кусочку вырвут признания в измене, имена остальных участников заговора… Как хорошо, что они совсем скоро будут в безопасности.
Боль наполнила все тело, клеточка за клеточкой заставляя ее сжаться в комочек. Стараясь сохранить идеальную, несломленную осанку, Амидала села на твердое кресло, по привычке пытаясь подобрать юбки, которых на ней сегодня не было.
Дом плавно растворялся вдали вместе с былым, что она так любила…
Кто знает. Может быть ей и подарят смерть вместо пыток. Это будет куда лучше для Энакина, чем осознание того, что жена жива, и медленно, по кусочку, умирает. Только вот Сидиус был опытным игроком. Он наверняка постарается сломать его через нее.
Слова, которые она хотела бы сейчас сказать Эни, замерли на языке, превращаясь в гулкие, тяжелые камешки. Скорее всего, он никогда не услышит их… Все кончено.
«Прошу, нет» …
Крупные, массивные капли начинающегося ливня упали на плечо, прогоняя по нему легкую, почти невесомую дрожь, смешанную с волной мурашек. Видение из ночного кошмара медленно перетекало в реальность, заставляя каждый удар сердца отдаваться гулкой болью.
«Ты потерял ее».
Слова оглушительно прозвучали внутри, заставляя каждую клеточку сжаться.
Неужели всего того, что он сделал для жены, не хватило? Или то была расплата за все совершенные ошибки? Хотелось выть, будто волк в ночи, кусать локти, уничтожить все, что окружало… Но для вспышки Силы не было энергии. Она вся ушла в пустоту во время уничтожения гвардейцев, и сейчас Энакин чувствовал себя опустошенным, будто уничтожили его самого, а не Падме.
Не было сил на крик, не было энергии, чтобы уничтожить кого-то, выплеснуть всю боль… Да и некого было уничтожать. Все кончено – он одержал победу, но одновременно потерпел самое страшное поражение в своей жизни, потеряв ангела. Она вдыхала в него энергию жизни, держала на краю пропасти,
Тонкий писк комлинка выдернул Скайуокера из странного оцепенения, охватившего все тело будто второй кожей.
Медленно, заторможенно, будто робот, он взял комм в руку, краем глаза отмечая, как капельки крови, выделяющиеся на мраморе, расплываются в лужицы под холодным, будто лед, дождем. Не нужно было гадать, кто звонит и зачем. Все и так уже было ясно. Он потерял ее, на этот раз окончательно…
Синяя, призрачная фигурка очутилась на ладони, заливая пространство нечеловеческой, мстительной злобой.
– Как неразумно. Я говорил, что третьего шанса не будет… - медленно, будто зная, что мучает его каждой буквой, проговорил Палпатин. – Ты потерял ее, друг мой. Ты потерял ее навсегда, как скоро потеряешь и все остальное.
В голубых глазах промелькнули страшные, кровавые искры, заставляющие всех, кто был рядом, сделать шаг назад. Голубая фигура пошла помехами, исчезая на полуслове.
«Ты потерял ее» …
Сжатый в комок, будто пластилин, комлинк полетел в мраморную стену дворца, разлетаясь на винтики, и оставляя на стенке весьма ощутимую царапину. Слова Палпатина окончательно вернули Энакина в рабочее состояние, с корнем вырывая оцепенение, грозящее похоронить, засыпать землей, как когда-то он засыпал свою мать.
– Это ты скоро все потеряешь, Сидиус. Ты только что окончательно уничтожил то, что могло спасти тебя, - стальным тоном едва слышно проговорил Скайуокер, с удовлетворением отмечая Тьму, вновь заструившуюся по жилам.
Несмотря на мощный выброс, облегчения не было. Костер, что окружал его со всех сторон, разгорался, прожигая каждую клеточку тела ненавистью, смешанной с ядовитой болью. Казалось, он медленно, мучительно умирает. Пытаясь выдернуть себя из океана, в который упал, с каждой секундой приближаясь к дну, Энакин изо всех сил надавил на рваную рану, полученную от ножа гвардейца. Обычно с помощью физической боли можно было убрать боль душевную… Но не сегодня .
То, что он почувствовал, надавив на разрез, не шло ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал, думая о том, что Падме мертва. Он бы согласился на тысячи, миллионы разрезов, чтобы спасти ее… Не было сомнений в том, что Сидиус совсем скоро уничтожит ангела, если уже не сделал этого при задержании, чтобы вывести Вейдера из равновесия. Он знает, что пока Амидала жива, он не бросит попыток вытащить ее, забрать из казематов, полных страданий и боли… Он уничтожит Падме, чтобы уничтожить его, превратить в безмозглый труп.
Лишь одно могло уничтожить тот огонь, что пожирал его изнутри. Лед. Холодный, будто абсолютный ноль, лед…
Сдаваясь на милость случая, он потянулся к нему, будто наркоман, которому отчаянно требовалась доза, однако, рука замерла на полпути. В голове возникли смутные образы, которые с каждым мгновением приобретали все больший вес.
Тропинки Силы, яркие, как солнце, замелькали перед глазами. Две линии, ветвящиеся на маленькие веточки… Его дети, его малыши. Он был нужен им. Сейчас дети остались без матери, но никто не мог отнять у них и отца.