В огонь и в воду
Шрифт:
— Я порядочный болван, но все-таки у меня хватает ума, чтобы не пускаться в опасные приключения по своей доброй воле.
Сойдя с коня у дверей замка, Югэ встретил маркиза, который его ждал и бросился ему в объятия.
— Мой дорогой Монтестрюк! — вскричал маркиз, подводя его к накрытому столу, — перед тобой — несчастнейший из смертных!
— Так это от несчастья-то ты сюда и вернулся?
— А ты не веришь? Страшное несчастье! — продолжал маркиз, разрезая пирог.
— Принцесса?..
— Ты попал в точку, друг мой. Ах! Эта принцесса! А выпьем-ка за её здоровье, хочешь?
Маркиз налил два стакана, выпил свой залпом и продолжал:
— Славное Кипрское вино — рекомендую его тебе для печальных случаев. Итак, я был в Ажаке и окружал её самым предупредительным вниманием, как вдруг один местный дворянин позволил себе взглянуть на неё слишком внимательно. Я послал вызов наглецу и мы сошлись на месте. Должно быть, я ещё плохо оправился от нанесенной тобой раны в руку: с первого же удара разбойник проколол мне плечо, а вечером я уже лежал в постели с лихорадкой и в компании фельдшера.
— Неприятное общество!
— Вот! Ты отлично это сказал, а можешь ли ты предположить, что случилось на другой день?
— Еще бы! Само собой разумеется, принцесса, тронутая этим несчастьем, поспешила тайком к твоей постели…
— Принцесса уехала и не возвращалась!
Югэ расхохотался.
Маркиз грохнул кулаком по столу.
— Как, ты смеешься, бездельник! — вскричал он. — Мне очень хочется вызвать тебя немедленно, чтобы ты меня уж доканал совсем… Посмотрим, будешь ли ты смеяться, когда я умру.
— Ну, — отвечал Югэ, с трудом принимая серьезный вид, — ещё не известно, кто из нас умрет раньше! Ты вернулся как раз вовремя, чтобы помочь мне в такой затее, из которой я, может быть, живым не выберусь.
— Ну уж точно не помогу, чтоб отучить тебя смеяться над несчастьем ближнего… Что там за затея?
— Я поклялся съехать верхом с большой каменной осыпи на улице Шайло, сверху вниз.
Маркиз подскочил на стуле.
— Да ведь это сумасшествие! — вскричал он.
— Знаю, и потому-то именно я и взялся за это.
— Ручаюсь, что тут замешена женщина!
— Разумеется.
— Ну, так я поберегу на будущее убедительные речи, которыми я хотел было тебя огорчить. А для кого эта безумная затея?
— Для Брискетты.
— Хорошенькая девочка с Вербовой улицы? Ну, приятель, у тебя вкус недурен! Я не могу смотреть на неё без того, чтобы не позавидовать счастью негодяя, которого она полюбит… У неё такие глаза, что она кого хочешь сведет в ад и станет ещё уверять, что это рай… Было время, что я, как только придут черные мысли, шел прямо в лавку к её отцу. Бывало, посмотришь, как она ходит туда — сюда, да послушаешь, как поет, что твой жаворонок… Ну, и горе пройдет прежде, чем она кончит свою песенку.
— Значит, ты считаешь, что я прав?
— Еще бы! Я и сам съехал бы вниз со всех больших и малых осыпей, и опять наверх бы влез, чтоб только принцесса Мамьяни…
Маркиз остановился, вздохнул и, положив руку на плечо товарища, продолжал:
— А чем я могу помочь тебе в этом деле?
— Мне казалось, что нужно к этому дню, к Пасхе, доброго коня, чтобы и красив был, и достоин той, которая задала мне такую задачу… Я надеялся на тебя.
— И правильно! Выбирай у меня на конюшне любого испанского жеребца… Есть там темно-гнедой: ноги — как у дикой козы, а крестец — будто стальной. Он запляшет на камнях Пустерли, как на ровном лугу, на травке. Его зовут Овсяной Соломинкой.
Маркиз взял бутылку мальвазии и, налив себе стакан, сказал:
— Когда у подумаю, что у каждого из нас есть своя принцесса, мне так приятно становится. За здоровье Брискетты!
Он осушил стакан и налил опять:
— За твое здоровье, любезный граф; нельзя знать, что случится… Если ты погибнешь, я ничего не пожалею, чтобы утешить твою богиню.
— Спасибо, — сказал Югэ, — какой же ты добрый!
Темно-гнедого жеребца в тот же вечер привели в Тестеру. Его маленькие копыта оставляли еле заметный след на песке. У него была гибкость кошки и легкость птицы. Агриппа вертелся вокруг него в восторге от безупречных статей животного; но когда ему сказали, для чего предназначен этот чудный конь, он изменился в лице:
— Боже милостивый! Зачем я сказал вам, что вы влюблены! Да что она, совсем полоумная, что ли, эта Брискетта?
— Нет, мой друг, но она прехорошенькая.
Коклико и Кадур тоже узнали, в чем дело. Коклико нашел, что это безумие, а Кадур — что это очень простая вещь.
— А если он убьется? — спросил Коклико.
— Двум смертям не бывать, — возразил араб.
Однако же решено было ничего не говорить графине Монтестрюк.
Расставшись с Югэ у самых городских ворот, Брискетта была в восторге. Ее влюбленный был настоящий рыцарь и притом молоденький, как паж. Уж не в первый раз говорили Брискетте о любви. много дворян ходили в лавку к её отцу, который был первым оружейником в городе, и она часто слышала сладкие речи; но никто ещё до сих пор не казался ей столь привлекательным, как Югэ. Все, что он говорил ей, дышало какой-то новой прелестью.
— А впрочем, — говорила она себе в раздумье, — все это всегда почти одно и то же.
Такая опытность могла бы показаться странной в такой молоденькой девочке, но молва гласила, что Брискетта не без удовольствия слушала уже речи одного господина, у которого был замок с высокими башнями в окрестностях Миранды, и, кроме того, не раз видели, как вокруг лавки оружейника, в такие часы, когда она была заперта, бродил португальский господин, будто бы поджидал, не покажется ли свет в окне за маленьким балконом. От этого то самого, прибавляла молва, Брискетта и не выходила замуж, несмотря на хорошенькое личико и деньги отца.
Мысль, что такой красавец, да ещё и граф, сделает такую безумную выходку, да ещё и ради неё одной, приводила её в восторг. Она думала, как станут сердиться солидные дамы и ревновать подруги. Из уст её так и летели веселые песни. Когда она шла по улице — легкая, проворная, нарядная, то её походка, живой взгляд, светлая улыбка так и говорили, казалось:
— Никого во всем Оше так не обожают, как меня!
Однако она вздрагивала каждый раз, когда вспоминала, какой опасности подвергается граф Монтестрюк из-за любви к ней. Что, если он на самом деле разобьется при этой безумной попытке?