В окопах времени (сборник)
Шрифт:
Мы, честные, прогрессивные, демократические авторы, сплотившиеся вокруг «Новой еврейской…», то есть просто «Новой газеты», обращаемся к тем, кто поганит свой рот звуками презренного во всем цивилизованном мире так называемого русского языка: Эстония – это не русская земля. И если хочешь здесь жить, в первую очередь задумайся о той боли, которую советско– русская оккупация принесла на эту землю.
Ты, который являешься оккупантом или потомком оккупантов, –
В эту патетическую минуту Исфандиярыч отпустил один конец сложенного вдвое поясного кожаного неуставного ремня, который он уже несколько секунд со свистом раскручивал над головой. Вырвавшийся из импровизированной пращи камень, просвистав над головами эстонцев, со смачным хрустом врезался в личико русскоговорящего россиянца…
А над толпой прогремел могучий голос Росписного: «Врешь, собака!! Славянин – это от слова Слава!»
…Пройдя, как горячий азиатский нож сквозь высококалорийное прибалтийское масло, через испуганно раздавшуюся толпу, мы прорвались в здание… за стеклянной разбитой дверью испуганно жался милиционер…
«Где тут горком партии?»
«Как-кой пааартии?»
«Коммунистической, вестимо…»
«Как-кой коммунистиииической? Их у нас сейчас двеее…»
Черт, я и забыл совсем!
Действительно, еще в 1988 году чухной был создан Rahvarinne, в который вошли и местные предатели – коммунисты… а в марте прошлого года большинство КПЭ заявило о выходе из КПСС!
Озабоченные самовыражением туземцы образовали Коммунистическую самостоятельную партию Эстонии, во главе которой воздвигся бывший Первый секретарь КПЭ, ренегат Вяляс, которого протащил в 1988 году на этот высший в республике пост самолично Меченый…
И что интересно? Исключение из партии во всем Советском Союзе означало автоматическое освобождение со всех занимаемых постов… а в некоторых случаях и скорый арест, так как коммунистов не судили никогда… то есть сначала исключат из партии взяточника, а потом судят беспартийного.
Но только не здесь! Добровольно поставившие себя вне партийных рядов – продолжали радоваться жизни… не была ли Эстония полигоном, на котором Меченый обкатывал предложенные ему идеи? Мол, прокатит – и я так смогу…
«Ну той компартии, что за красных…»
«А-ааа, за коммунииистов, EKP? Тогда вам в подвааал…»
Действительно, сторонники единства державы были загнаны в подполье еще при ее жизни…
…Первый секретарь горкома товарищ Сярэ (фамилия изменена) рванул душащий его галстук: «Эти идиоооты в Москве совсем сошли с умаа… ну я понимаю, что Горбачев всем надоееел… но зачем же так? Эттто провокааация…»
«Нет, ну а нам-то что делать?»
«Попробуйте охранять общественный поряяядок… наша милиииция мне уже не подчиняяяется… она никкому не подчиняяется… надо попробывать защитить людей, а то боюсь, к вечеру начнутся погрооомы… как в сорок пееервом… желаю вам творческих успееехов!»
«Спасибо, родимый.»
«Да, и зайдите в отдел КГБ – он рядом, за стенооой, может, он вам что и посовееетует…»
…За стеной было весело… жужжал неведомый агрегат, превращавший забрасываемые в его отверстую пасть последние скоросшиватели в мелкую бумажную лапшу, бубнила что-то рация, четыре телевизора одновременно транслировали CNN, московский Первый канал, ленинградский Пятый канал и финское ТВ…
Начальник городского отдела, лейтенант Коля Каротамм (фамилия изменена), весело болтая ногами, сидел на столе: «А что, плакать, что ли?»
У меня на сей случай был подробнейший план – с адресами, фамилиями, явками и паролями – когда, откуда, кого брать… достаточно было послать шифрограмму с одним-единственным словом…
«А что они прислали?» – и он потряс в воздухе парой страниц машинописного текста.
«Это же манная каша…»
«Нет. Это директива…»
«Какая еще директива?!»
«А та, что Жуков послал 21 июня 1941 года, вместо единственного слова «Гроза».
«Да?… а что, очень, очень похоже… ты смотри, ни даром говорят, что со стороны виднее… может, и тогда было тоже…»
«Что – тоже?»
«Это я своим мыслям… ну, ладно, бойцы. Я вас сейчас выведу на кукушку, чтобы вам через площадь не идти… а там уж не обессудьте… вот вам Бог, а вот порог…»
…Когда мы шли по загадочным подземным переходам, Исфандиярыч шепотом спросил у Володи: «Слушай, я не понял. Кукушка, это малэнькая питичка?»
«Нет, – ответил информированный Росписной, – это конспиративная квартира».
…Поднимаясь из подвала по узкой лестнице, до рези в глазах пропахшей кошками, Каротамм наставительно говорил: «А пулемета я вам, ребята, не дам… даже если бы он у меня был, не дал бы! Потому что… что? Потому, что мы правоохранительные органы, охраняем прежде всего право на жизнь. А дай вам пулемет, начнете пулять во все стороны… а пока в городе относительный порядок…»
Шмяк.
На булыжную мостовую переулка, прямо у выхода из подъезда – откуда-то сверху упало мертвое тело опрятной такой, аккуратной старушки… почему мертвое? Потому что у живого человека голова не может быть свернута под таким углом…
Со второго этажа донесся жуткий женский крик…
…Обычная до банальности история. Наслушавшись призывов – потребовать компенсацции за ущеррб от оккккупааации, некто Аллик (и нечего смеяться! По-эстонски allikas – «родник», очень поэтииично) решил, пока суд да дело, под шумок слегка европеизировать имущество своих соседей-рюски…
Однако глупая бабка ни за что не хотела отдавать старинную икону – а эти иконы так хорошо покупают в Талллинннне цивилизованные финские туристы, пока еще они относительно трезвые… пришлось выкинуть ее из окна.
Логикой событий Аллику пришлось зарубить топором и ее дочку… а двухлетнюю внучку он собирался утопить из жалости. Ну кому в Эстонии нужен этот рюски щенок… но поскольку Аллик был европейцем, то ребенка он решил утопить гуманно, в теплой водичке… когда мы ворвались в залитую кровью квартиру, он как раз наливал ванну.