В оковах льда
Шрифт:
Мне осталось проверить еще два места, где его можно найти.
Я стоп-кадрирую по О’Коннелл, по пути срывая со столбов листовки Неравнодушных. Эти дураки пытаются воспользоваться тем, что у людей нет электричества, и зазывают всех на свои молитвенные встречи — согреться и «принять белизну». Я не понимала, что это значит, пока не увидела пару людей, выходящих из приюта, устроенного Неравнодушными. Они были одеты в длинные белые мантии поверх своей одежды.
Они несли пакеты с консервами и улыбались. Насколько я знаю, если тебя кормит кто-то, кроме мамы, этот кто-то потребует чего-то взамен.
Я влетаю в пентхаус Танцора, тот, где мы грелись на солнышке,
Я открываю консервированную фасоль, банку за банкой, и пирую, разгадывая паззл, в котором говорится, как его найти.
В Дублине уйма потайных мест, совсем как у нас в аббатстве. Когда я только начинала выходить в город, я купила кучу путеводителей и обошла все классные точки, как любой другой турист. Мне было стыдно быть чужаком в собственном городе, я ведь раньше не часто выходила из клетки. Я хотела знать все, что знают остальные, увидеть все своими глазами.
Я отправилась в Тринити-колледж и устроила себе экскурсии по другим классным местам. Я никогда не ходила в школу, так что было здорово полюбоваться на аудитории и лаборатории, на библиотеки и народ, который общается между собой, а не сидит все время в одиночестве. Но я не могла представить, как можно расти вот так. Мама научила меня читать. Всему остальному я научилась сама.
Я ходила в музеи, заскакивала в пивоварни, зависала на Темпл-Бар, посещала катакомбы под Собором Церкви Христовой и Церковью святого Михана, а со временем меня очаровали подземные реки. Я слушала, как ребята из колледжа говорят о своих любимых местах, и тоже отправлялась туда. И внимательно прислушивалась к тому, что вспоминают о прошлом старики на улицах.
Так я узнала Дублин под землей. Парочка морщинистых стариков, игравших в шашки на берегу реки Лиффи, раньше работала на криминальную семью и знала много чего интересного. Под рестораном, которым владел чувак по имени Роки О’Бэннион, крутой гангстер, который исчез в прошлом году в безумии падающих стен, я кое-что нашла. Целый улей тоннелей и тайных крипт за кучей гравия, а также несколько закрытых решетками входов. Таких сложных, что только кто-то очень любопытный вроде меня и преступники, которым нужно прятать трупы и трофеи, стали бы туда пробираться. Мы с Танцором нанесли знакомые нам участки на карты, но даже нам еще много чего осталось исследовать.
Там я его сейчас и нахожу, в одной из подземных катакомб, за обвалившимся тоннелем (надо знать потайной ход), за стальными дверями на болтах, врезанных в камень, и за уймой ловушек.
Комната, в которой он зависает, узкая и длинная, целиком сделана из камня, и у нее старые, выгнутые, как орех, потолки, поддерживаемые массивными колоннами. Я видела такие только в древних криптах и в библиотеке нашего аббатства. Он устроил свет, который, как я поняла, работает от батареек, потому что не слышно гудения генератора, да и затащить сюда генератор было бы очень непросто. Танцор сидит за каменной плитой, которая раньше служила ложем для трупа, а теперь покрыта конвертами, блокнотами, ноутбуками, бутылками, пробирками и горелками. Ага, очень подходит Танцору, не хватает только телевизора, чтобы смотреть фильмы, холодильника и душа, но, я знаю его, он наверняка устроил где-то поблизости
— Чувак, это обалденно! — говорю я, заходя внутрь.
Танцор поднимает глаза и сверкает в ответ ослепительной улыбкой. Его тело расслабляется, словно раньше он был подвешен за веревочки к потолку, а тут их вдруг обрезали. Плечи у него опускаются, движения становятся плавными, и напряженное лицо разглаживается — он становится Танцором, которого я помню.
— Мега, — говорит он. И снова: — Мега!
— Это мое имя, чувак. Не трепли его попусту. — Я покачиваю бедрами, заходя в комнату, и вижу, что он тоже собирал образцы из замороженных мест. За ним висит самая классная штука в этой комнате — доска с загадкой! Он склеил вместе карты, получился полный топографический обзор Дублина и окрестностей, и по всей карте пришпилены разноцветные булавки и приклеены пометки к ним. Я сияю. Я бы сама лучше не сделала.
— Это место просто зашибенное! — говорю я.
— Я знал, что тебе понравится. — Он поднимает с плиты очки, надевает их на нос и улыбается мне. Глаза у него покраснели, словно он очень долго читал. Танцор высокий, тощий и совершенно идеальный. Я скалюсь в ответ, и несколько минут мы просто улыбаемся, потому что очень рады снова видеть друг друга. Дублин большой город. Иногда мне в нем одиноко. И тогда я встречаюсь с Танцором.
Я бросаю рюкзак на ближайший складной стол и вытаскиваю свои пакеты и фотографии, чтобы добавить к его коллекции на доске. Он подходит ко мне, и мы сортируем их в счастливой тишине, касаясь плечами и улыбаясь друг другу. Он все еще смотрит на меня так, словно не верит, что я здесь. Чувак ведет себя так, будто и правда соскучился по мне. Мы всегда рады друг друга видеть, но сегодня как-то особенно.
Я начинаю прикалывать фотографии к местам на карте и вдруг оборачиваюсь на него, потому что мне непонятно не только его поведение, но и еще кое-что.
— В Дублине же не столько замороженных мест! — Я показываю на булавки.
— Было меньше пару недель назад. Оно ускорилось.
— Чувак, было же только десять. А у тебя тут двадцать пять булавок! Ты хочешь сказать, что за прошедшие несколько дней оно заморозило еще пятнадцать мест?
— Мега, в последний раз я видел тебя почти месяц назад. В тот день, когда мы пытались отнять твой меч у Джайна.
Я ахаю.
— Но это же было не месяц назад. Это было пару дней…
— He-а. Я не видел тебя три недели, четыре дня и… — он смотрит на часы, — семнадцать часов.
Я тихонько присвистываю. Я знала, что в Фейри время течет иначе, просто не подумала, что Белый Особняк тоже относится к Фейри. Неудивительно, что Риодан так на меня разозлился! Я неделямине появлялась на работе. Я хихикаю. Он наверняка с ума сходил. Смех затихает. Я на секунду забыла, что Риодан погиб. И меня внезапно тошнит, так, что я разрываю обертку шоколадки и быстро ее жую.
— Я волновался.
Он смотрит мне прямо в глаза, серьезнее, чем я когда-либо видела. Мне становится неуютно. Словно я должна что-то сказать, а я не знаю что.
Я смотрю на него в ответ, и несколько секунд мы просто играем в гляделки. Я роюсь в своем репертуаре и выдаю:
— Чувак, возьми себя в руки. Я же Мега. Обо мне никогда не нужно волноваться. Я всю жизнь сама по себе. И мне это нравится. — Я сверкаю в его сторону своей коронной усмешкой.
И получаю слабую улыбку в ответ.